Пленница - Виктория Холт Страница 36

Она осторожно опустила шкатулку около бассейна, и мы не спеша ушли.

Уверена, что это была Фатима. Я стараюсь вспомнить, что я видела ночью. Ей ничего не стоило соскользнуть с дивана, когда все спят… и взять шкатулку.

— Это Фатима. Я знаю. Это была она. О, как я ненавижу эту женщину. Когда-нибудь я убью её.

Шкатулку обнаружили. Эйда сказала, что она не может ничего понять. Она оставила её около дивана. Должно быть, кто-то взял её, потом испугался и выбросил.

Рани решила, раз серьги найдены — на этом делу конец.

На самом деле это было не так. Вражда между Фатимой и Николь возрастала. Теперь почти не оставалось сомнений в том, что Эйда не беременна, и это ещё больше усилило соперничество между матерями Самира и Фейсала. Эйда была мрачнее тучи. Кто-то сказал, что она специально придумала эту историю с серьгами, чтобы привлечь внимание паши и напомнить ему, что однажды она настолько понравилась ему, что он подарил их ей. В гареме постоянно вспыхивали склоки, были и злобные наговоры. Возможно, из-за того, что им почти нечем было заняться.

Николь, несомненно, была благодарна мне. Она прекрасно понимала, какой опасности удалось избежать им с Самиром, поскольку, если мальчика объявили бы вором, любовь паши к нему была бы омрачена, если не потеряна навеки. Николь была уверена, что этот злобный выпад вполне в духе Фатимы.

Она стала более откровенной со мной. Я всегда знала, что между ней и главным евнухом была особая дружба, но теперь она рассказала мне, что они вместе плыли на том корабле, и дружба их началась ещё там. Она не говорила, что они были влюблены друг в друга, но какие-то семена этого чувства, вероятно, были посеяны. Когда её взяли в гарем, в то же самое время его продали паше. Тогда срочно нужны были евнухи, и это решило его судьбу. Он был высок, красив, умен — так что быстро достиг своего нынешнего чина. Николь рассказывала ему обо всём, что происходило в гареме, а он сообщал ей новости из внешнего мира. Оба они добились самого лучшего в той жизни, которую им навязали.

Теперь я знала, как они были близки до того, как попали в плен, и лучше понимала их взаимоотношения. Им потребовалось некоторое время, чтобы быть признанными в этой жизни. Но он всё-таки стал главным евнухом, а она планирует стать, когда настанет время, первой леди гарема.

Наши взаимоотношения с Николь стали более близкими.

Я уберегала её сына от ситуации, которая могла бы подорвать её шансы. Мне было ясно, что она приняла меня как друга и хотела отплатить мне за то, что я для неё сделала.

Я пыталась заставить её понять, что между друзьями не должно быть мыслей о расчётах. Она отвечала, что понимает это, но, если сможет сделать что-нибудь для меня, она это сделает. И она знала, что больше всего на свете я хочу убраться подальше из этого места. Когда-то она испытывала такие же чувства, и это давало ей возможность лучше понять меня.

Первое, что она сделала, это принесла мне записку. Думаю, она рассказала своему другу, главному евнуху, историю с серьгами и заручилась его поддержкой, и ради неё он помог переправить мне это.

Записка попала ко мне так же, как и в первый раз. Оставшись совершенно одна, я прочитала её.

«Не теряй надежды. Через своего друга я узнаю, что происходит по другую сторону стены. Если подвернётся случай, я буду готов. Ты тоже должна быть готова. Не отчаивайся, у нас есть друзья. Я не забываю о тебе. Нам улыбнётся удача».

Каким утешением было читать это. Иногда, под влиянием пессимистического настроения, я спрашивала себя, как он сможет это сделать? Потом я убеждала себя, что он придумает что-нибудь. Я должна продолжать надеяться.

Николь очень бдительно следила за Самиром. Я вдруг заметила, что тоже наблюдаю за ним. Мы с ним стали друзьями. Он знал, что я много времени провожу с его матерью и между нами существует какое-то особое понимание. Мне казалось, что ему хотелось получить в нем свою долю.

Это был очаровательный ребенок: симпатичный, здоровый, и, любя всех людей, он считал, что его тоже все любят.

Когда я в одиночестве сидела у бассейна, он подошёл ко мне и показал свой корабль. Мы вместе запустили его в плавание, и он следил за его движениями мечтательными глазами.

— Он приплыл издалека, издалека, — сказал он.

— Откуда же? — спросила я.

— Из Мер… Март…

Охваченная внезапным озарением, я догадалась:

— С Мартиники!

Он счастливо закивал.

— Он направляется в местечко во Франции. Это Лион. Там есть школа.

Я предположила, что его мать рассказала ему свою историю, поскольку вдруг закричал:

— Пираты! Они хотят захватить нас, но мы им не позволим, правда? Бум, бум. Убирайтесь прочь, ужасные пираты. Мы не любим вас. — Он отмахивался ручонкой от воображаемых кораблей, потом повернулся и улыбнулся мне. — Теперь всё хорошо. Не бойся. Они уже уплыли. — Самир указал на дверь и сказал: — Инжир.

— Ты любишь инжир? — спросила я.

Он энергично закивал.

Пришла его мать. Она слышала его последние слова.

— Когда дело касается инжира, он становится настоящим жадиной, правда, Самир?

Он передёрнул плечиком и кивнул.

Позднее я об этом вспомнила.

* * *

Я сидела у бассейна и размышляла о том, как быстро проходят дни, и гадала, когда вернется паша. Могу ли я снова надеяться на спасение? Больше не удастся фокус со снадобьем, как в прошлый раз. Рани сразу заподозрит, если Николь предложит дать мне что-нибудь. А если я выпью это, какое действие оно произведет на меня, откуда может Николь разбираться в этих отравах? Более того, я подозревала, что на этот раз Рани сама приготовит возбуждающее снадобье. Она не глупа. Вполне возможно, она догадывается, что произошло. Была ли ещё надежда? Может ли Саймон предложить мне что-нибудь, кроме слов утешения?

Ко мне подошёл Самир. Он держал в руке инжир.

— О, — сказала я. — Какой замечательный инжир, Самир.

— Да, — улыбнулся он. — Мне дала его Фатима.

— Фатима? — Я задрожала от тревожного предчувствия. — Дай это мне, Самир, — попросила я.

Он спрятал инжир за спину:

— Это не твоё, это моё.

— Просто покажи мне.

Отступив на шаг, он протянул руку и показал инжир.

Я хотела забрать инжир, но Самир развернулся и побежал. Я кинулась за ним.

Тут показалась Николь, и мальчик угодил прямо в её объятия. Она, смеясь, подхватила его на руки и взглянула на меня.

— Фатима дала ему инжир.

Николь побледнела.

— Он у него в руке, мне не удалось отнять его.

Она ловко выхватила у него инжир, и личико его тут же сморщилось.