Снежный поцелуй - Эми Мэри Сандрин Страница 37

— Ты права. — Он взял ее под руку. — Ты абсолютно права. Давайте пойдем отсюда.

Какая-то особенная напряженность сдавила грудь Винса, когда Джинджер вышла из комнаты судьи. Он невольно восхищался ею.

Одному Богу известно, как отчаянно Винс боролся с собой, но ничем не мог себе помочь. Джинджер была его слабостью. Борьба — вот единственная вещь, с помощью которой он мог себя защитить.

— Я позвоню завтра судье, и посмотрим, когда возобновим работу. — Дэвид Майклз, адвокат Винса, остановился рядом с ним, он являл собой напоминание о том, что произошло.

Как же он произнес те презренные слова? Почему никто его не остановил? Более того, почему он сам себя не остановил? Как Джинджер должна его ненавидеть! Черт, Винс ненавидел себя гораздо сильнее, чем когда-нибудь ненавидел Ренара Дюшана.

— Позвони мне, — вот все, что он сказал адвокату, прежде чем выйти за дверь.

Мраморные ступени лестницы отражали яркий свет августовского дня и на мгновение ослепили его. Краем глаза он заметил в дверях Джинджер. Он хотел подойти к ней, но ноги приросли к полу.

Она стояла в нескольких ярдах от него, белокурые волосы сияли на солнце, лицо было таким же несчастным, как и его собственное сердце.

Подойти к ней?

Он посмеет?

Он любит Джинджер. Она нужна ему. Но какая-то невидимая граница разделила их, и ему придется заставить себя пересечь ее. Она пыталась заделать трещину, возникшую между ними, теперь настала его очередь. Он повернулся в сторону Джинджер, ее имя уже было у него на губах.

— Данелли! — крикнул кто-то.

Винс оглянулся, загородившись рукой от солнца. Его взгляд поймал блеск металла.

Ренар Дюшан стоял у основания лестницы. Он сжимал рукоятку пистолета «магнум-357» и целился прямо в Винса.

— Молись, Данелли! Никогда больше не быть тебе лучше меня.

Капля пота скатилась с брови на глаз, он хотел смахнуть ее рукой. Но разум посоветовал ему не двигаться. У него за спиной раздавался опасливый гул голосов.

— О, мой Бог, у него оружие! — Послышался топот, и толпа рассеялась.

Во рту у Винса пересохло.

— Одумайся, Ренар. — Он выставил перед собой ладонь, пытаясь защититься. — Давай поговорим.

Глаза Дюшана сумасшедше блестели, Винс видел, как его палец нажимает на спусковой крючок.

Смерть так близка!

Винс буквально чувствовал ее вкус.

— Почему? Что я тебе сделал? Я думал, мы друзья. Дюшан заморгал, облизнул губы и покачал головой:

— Нет! Ты никогда не был моим другом. Ты отнял у меня все. Моих родителей. Лиз. Каждый возможный шанс, который у меня когда-то возникал в деле.

Боже, он действительно думал, что Винс виноват во всем? Когда-то они были почти братья.

— Твои проекты хороши, Ренар.

— Но твои всегда лучше, не так ли? — Дюшан горько рассмеялся. — Я не позволю, чтобы такое когда-нибудь случилось снова. Целую, и до свидания.

— Нет!

Кто-то загородил Винса в тот миг, когда раздался оглушительный выстрел. Они вместе упали.

Винс взглянул на бледное лицо Джинджер.

— Прости, — прошептала она, прежде чем ее глаза закатились.

Зловещая влага просочилась через его рубашку. Он посмотрел вниз.

— Иисусе! — Это была кровь. Ошеломленный Винс сел и взял Джинджер на руки, качая ее, словно новорожденного младенца.

Он не мог думать.

Он не мог чувствовать.

Он только сидел и качал ее.

Кто-то подбежал к нему и потряс за руку. Винс не обратил на это внимания, он продолжал пристально смотреть на бледное лицо Джинджер.

— Кончай, Данелли! — Над ним склонился Стивен, на лице его читалось явное беспокойство. — «Неотложка» уже едет. Помоги мне остановить кровотечение!

Тело Винса дернулось, как будто его ударили. Господи! Он сидит, а Джинджер может умереть. Стащив с себя пиджак, он прижал его к ране на груди, дрожащими пальцами поймал пульс у нее на шее. Есть! Слабый, но есть.

На пиджаке выступило ярко-красное пятно.

— О Боже, почему? — Его сердце ударилось о ребра. Никогда в жизни он не чувствовал себя более беспомощным, никогда не испытывал большей безнадежности.

Вокруг него началась суета. Винс быстро оглянулся через плечо и увидел, что на Дюшана надевают наручники, его окружило полдюжины полицейских.

Стивен схватил Джинджер за запястье и посмотрел на свои часы.

— Где, черт побери, «неотложка?»

Винс сильнее надавил на рану, чтобы остановить поток крови. Слезы застилали ему глаза.

— Держись, моя маленькая. — В горле застрял комок. — Не покидай меня. Ты не смеешь меня покинуть.

Ему туда нельзя. Дверь закрылась за спиной Винса, надежно отгородив его от стерильного запаха антисептиков, от больничного персонала, который сновал взад-вперед в зеленых одеждах, от выкриков селекторной связи, по которой доктора немедленно требовали в приемный покой. Он прислонился к толстой дубовой панели, отказываясь пойти в какое-нибудь тихое место.

В крошечной больничной часовне мерцали свечи. Винс закрыл глаза, и в голове тут же возник образ Джинджер, бледной, хрупкой, опутанной проводами и приборами, которые щелкали, сигналили и жужжали.

Грудь сжалась, стало трудно дышать. Но Винс принимал эту боль, он хотел ее больше, чем мертвенного покоя часовни.

Он заслужил муку.

Страдание.

Пытку.

Он должен лежать на той больничной кровати вместо Джинджер. Она оказалась невинной жертвой обстоятельств. Жертвой ожесточенной ненависти Ренара Дюшана. Почему Винс не смог раньше разглядеть правду?

Он не слушал. Он видел вещи такими, какими хотел их видеть. Никогда не было в его жизни человека, которому он мог доверять больше, чем Джинджер. Теперь он знал. Но какой от этого толк? Из-за него в нее стреляли, и сейчас она борется за жизнь.

Если она переживет эту ночь, свершится чудо.

Чудо? Смешно. Винс выругался. Иисус пристально смотрел на него. Мраморные глаза статуи излучали симпатию и понимание. Винс отошел подальше от двери. Он делает это ради Джинджер, напомнил он себе. Только ради Джинджер. Не потому, что Бог мог бы вмешаться. Если бы Бог был, этого никогда бы не случилось.

Он прошел по красному ковру и скользнул на скамейку во втором ряду. Первый ряд не для грешников вроде него. Он давно разочаровался в религии, Боге и молитвах. Бог его никогда не слышал.

Неуклюже, неуверенно Винс заставил себя наклониться и встать на колени. Он умоляюще сложил руки. Он снова был мальчиком, который каждое воскресенье ходит в церковь с родителями — в полной уверенности, что Бог существует и может им помочь.