Старые письма - Даниэла Стил Страница 37

Мадам Маркова тихо плакала, слушая эти суровые слова.

– Ее можно повидать? – нерешительно спросилНиколай, с трудом подавляя приступ паники. Ведь хирург не скрывал своихопасений, что больная скончается от потери крови.

– Вряд ли вы сможете ей чем-то помочь, – произнесврач. – Она до сих пор не пришла в себя и наверняка не скоро очнется.

– Я бы очень хотел быть с нею, когда это произойдет, –твердо промолвил Николай.

Чудовищность происшедшего не укладывалась у него в голове.Он ничего не знал и не смог ее остановить. Он все еще считал, что вместе онинашли бы какой-то выход. Он думал об этом всю ночь, прокручивая в голове тоодин вариант, то другой. Во всяком случае, Анне не следовало рисковать жизнью ипытаться справиться с проблемой в одиночку. Николай не желал верить, что иноговыхода быть не могло.

Тем не менее его пропустили в хирургическую палату, где Аннаоставалась до сих пор. Несмотря на переливание крови, ее лицо показалосьНиколаю все таким же мертвенно-бледным. Он осторожно пристроился возле кроватии взял ее за руку. Ласково сжимая хрупкие пальцы, он со слезами вспоминал, какбыл счастлив с Анной и как сильно ее любил. Он был готов своими рукамиприкончить мерзавца, сотворившего с ней такое. Мадам Маркова сидела одна вприемном покое, терзаемая точно такими же чувствами и страхами, но им не данобыло утешить друг друга в общем горе. И пока Анна вела борьбу за жизнь, ее наставницаи ее любовник оставались на разных полюсах земли, погруженные каждый в своираздумья.

Около полуночи Анна жалобно застонала и вздрогнула.Пересохшие губы отказывались повиноваться, и ей с большим трудом удалосьприоткрыть глаза и повернуть голову. Она тут же увидела Николая и вспомнила,несмотря на слабость, что с нею было и что она сделала с их ребенком. В еегруди зародилось глухое рыдание.

– Ох, Анна… прости меня… – Он плакал, как дитя,прижимая ее к груди и моля простить его за то, что с нею стало. Он и не подумалее ни в чем упрекать. Все равно было уже поздно, и Анна успела заплатить засвою опрометчивость слишком высокую цену. – Как это случилось? Почему тысперва не поговорила со мной?..

– Я… знала… ты не позволишь… это сделать…Прости… – Она тоже обливалась слезами.

Так они вместе оплакивали своего ребенка, которому несуждено было увидеть свет. Но теперь главным для Николая было помочь Аннепоправиться. Судя по ее виду, это будет не так-то легко, и пройдет немаловремени, прежде чем Анна окончательно оправится. Однако к утру хирург сказал,что больше не опасается за ее жизнь, и Николая затопила волна облегчения. Ондаже поспешил донести радостную весть до мадам Марковой, хотя не испытывал кней ни малейшего сочувствия. Наставница не сдержала радостных слез, новынуждена была уехать, так и не повидав Анну. И хирург, и Николай считали, чтоона еще слишком слаба, чтобы допускать посетителей к ней в палату.

Сам же Николай провел рядом с Анной весь день и тольковечером ненадолго уехал домой, чтобы привести себя в порядок, проведать Алексеяи убедиться, что доктор Боткин управляется за двоих. Он объяснил, что долженпоехать к одному другу, который тяжело заболел и не может обойтись без врача.Пожилой коллега не стал задавать Николаю лишних вопросов, поскольку и такдогадался, о каком друге идет речь.

– Она поправится? – осторожно поинтересовалсядоктор Боткин. Он еще никогда не видел на осунувшемся лице Николая такогоотчаяния. Ночь, проведенная возле Анны, ему тоже далась нелегко.

– Я надеюсь, – тихо промолвил он.

Поздно вечером он уже снова был в больнице и не отходил отАнны ни на шаг, не смыкая глаз от тревоги и горя. А она пребывала вполубредовом состоянии: то бормотала что-то невнятное, то обращалась к каким-тоневедомым людям, а чаще всего отчаянно звала его по имени и умоляла помочь. Отэтих жалоб у Николая разрывалось сердце, и он не посмел покинуть Анну. Так он ипросидел всю ночь, не выпуская ее руки и стараясь побольше думать о будущем и одетях, которые у них непременно будут.

Кровотечение удалось остановить только через два дня, итогда переливание крови стало приносить видимые плоды. Но Анна была все ещеслишком слаба, и Николай добровольно сделался сиделкой, кормил ее с ложечки идавал лекарства. Он даже спал здесь же, на жесткой деревянной кушетке. Теперь,когда ей действительно стало получше, он мог позволить себе хоть немногопоспать. Бессонные ночи измотали Николая, но он был несказанно благодаренсудьбе за то, что Анна выжила.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? – ласковоспросил он, всматриваясь в темные круги у больной под глазами. Его все ещепугал серый оттенок ее кожи.

– Немножко лучше, – солгала Анна. Она не моглаприпомнить, чтобы кто-то из балерин в их школе так тяжело болел в схожейситуации, и, хотя не раз слышала о женщинах, скончавшихся от подобнойпроцедуры, не имела четкого представления о том, какому риску себя подвергает.Впрочем, она все равно пошла бы на этот риск, даже если бы знала все наверняка.Интуиция подсказывала ей, что иного решения быть не могло и, несмотря на всюлюбовь Николая, им нельзя было иметь ребенка. Это означало бы конец всему: егосемейной жизни, ее карьере. В их жизни для ребенка попросту не оставалосьместа. Они и для себя-то до сих пор не смогли найти места, хотя любили другдруга по-прежнему. Все, чем они могли похвастаться, – редкие свиданияукрадкой да вера и надежда на общее будущее. Вряд ли это можно было считатьподходящими условиями для того, чтобы растить ребенка.

– Я хочу забрать тебя в Царское Село, – сказалНиколай.

Анна лежала, закрыв глаза, но он больше не сомневался, чтоего слышат. Бледные веки затрепетали и распахнулись, и Николай продолжал:

– Ты снова можешь поселиться в гостевом домике. Никтоне узнает, отчего ты заболела и что с тобой случилось. – Но как бы Николаюни хотелось увезти Анну с собой, даже он понимал, что в таком состоянии еенельзя трогать с места. К тому же все еще оставалась опасность инфекции,которую она наверняка не переживет. И лечивший Анну хирург, и сам Николайпо-прежнему боялись за ее жизнь.

– Я не могу снова там появляться. Нельзя злоупотреблятьгостеприимством императрицы, – слабо возразила больная, хотя была бытолько счастлива снова пожить вдвоем с Николаем, как это было прежде.

Им было так хорошо и спокойно вдвоем! Но на этот раз ей неследовало покидать балетную школу на время выздоровления. Она понимала, чтотерпение мадам Марковой иссякло. Наставница попросту не пустит ее обратно. В ееглазах поступок Анны будет выглядеть непростительным – не важно, болела она приэтом или нет. В прошлый раз каникулы в Царском Селе обошлись Анне слишкомдорого, и все же она заплатила эту цену, поскольку не могла оставить школунасовсем. Николай в этом деле ей не помощник, он не свободен, чтобы жениться,или содержать ее, или хотя бы помогать ей время от времени. Ей не на когоположиться, кроме себя.

– Ты еще не скоро сможешь снова танцевать, –осторожно начал он и наконец решился выложить то, что не давало покоя емусамому: – Послушай, я бы хотел, чтобы ты подумала над одной вещью. Пока я сидели ждал, когда ты очнешься, мне приходили на ум разные способы выйти изположения. Так продолжаться больше не может. Мери ни за что не передумает. Покая накоплю денег на дом, пройдет много лет, а мадам Маркова ни за что не позволиттебе бросить балет. А я хочу быть с тобой, Анна. Я хочу, чтобы мы жили вдвоем,вдали от всего этого и от всех людей, не желающих, чтобы мы были вместе. Я хочужить с тобой по-настоящему, где-то на новом месте, где мы сможем начать всезаново. Нам нельзя пожениться, но вовсе не обязательно, чтобы об этом всезнали. – И Николай мягко добавил: – Там, на новом месте, мы сможем дажеиметь детей!