Не могу отвести глаза - Кейси Майклз Страница 38

— Ты увез его? Мне вчера весь день пришлось возиться с Брендой. Она поедала все, что попадало в поле ее зрения. И все из-за того, что ты решил, будто Гарри не стоит с ней видеться или говорить. Тебе не следовало вмешиваться, Куинн.

— Правильно, — согласился он, проходя мимо Шелби в гостиную. — А тебе, Шелли? Гарри сказал мне, что всегда звонит Бренде после ссор и они проводят ночь у телефона, обсуждая свои проблемы и решая их. Только вот в субботу вечером она не отвечала на его звонки. Почему, по-твоему, она не отвечала на звонки в субботу вечером, если за последние двенадцать лет сложились именно такие правила игры?

— Понятия не имею. — Шелби потупила глаза. — Ну ладно, я вмешалась. И ты тоже. Но кто-то же должен вмешаться и положить конец этой глупости. Они любят друг друга, Куинн, они действительно любят друг друга. Но оба каждый раз привычно реагируют на привычные стимулы, продолжают дергать за те же ниточки, получая ту же самую реакцию, и они так и будут помолвлены, пока им не исполнится по восемьдесят шесть лет.

Куинн закатил глаза.

— Стимулы. Ниточки. Реакция. Я так и слышу лекцию психоаналитика.

Шелби подтянула купальную простыню повыше над грудью.

— Ну и что? Я права, и ты это знаешь. Старуха губит их, но вместе с тем Бренда позволяет ей это делать, и Гарри — тоже.

— А ты хочешь все изменить, да?

Шелби пожала плечами, избегая встречаться с ним взглядом.

— Возможно. А что ты собираешься делать, кроме того, что возить Гарри на бейсбол?

Куинн приблизился к ней и улыбнулся.

— Ничего. — Он покачал головой. — Я вообще ничего не собираюсь делать. Вчера я увез Гарри, чтобы дать ему время подумать о том, что он делает, может, даже посмотреть на проблему под другим углом. Сейчас он размышляет над дюжиной роз. Другими словами, ему предстоит пройти долгий путь, но он пытается. И я предлагаю тебе тоже отойти в сторону, Шелли. Люди не любят, когда кто-то вмешивается в их жизнь, даже из лучших побуждений.

Шелби вспыхнула, потому что его замечание напомнило ей о бегстве от всех тех людей, чьи лучшие побуждения так долго разрушали ее жизнь.

— Полагаю, ты прав.

Куинн подошел еще ближе, пальцем приподнял ее подбородок.

— Кроме того, мне кажется, у нас самих есть в чем разобраться, а?

— Я… я не знаю, о чем ты говоришь, — солгала Шелби, чувствуя дрожь в ногах.

— Нет, знаешь, Шелли, — негромко промолвил Куинн. — Потому что между нами кое-что происходит, и мы оба не хотим оставить это без внимания. Главные вопросы сейчас — почему мы это чувствуем и что нам с этим делать. А теперь я хочу поцеловать тебя.

Она облизнула внезапно пересохшие губы, выдав тем самым свое состояние, но на него это оказало совершенно неожиданное впечатление. Куинн почувствовал себя смелее, еще больше захотел попробовать ее губы на вкус.

— Шелли? Можно поцеловать тебя? Пожалуйста!

Это подействовало. Колени у нее подогнулись. Она чуть не упала на него, когда он положил руки на ее голые плечи и наклонился к ней. Она видела только черноту его волос, блеск ярко-серых глаз, слабую улыбку на губах. А потом ее веки сомкнулись, и она отдалась ощущениям, которые к зрению никакого отношения не имели.

Его нежный поцелуй ничем не напоминал их первый, субботний. Куинн целовал Шелби так, словно вообще не спешил, как если бы впереди у него был целый день, чтобы целовать ее, пробовать на вкус, вкушать ее сладость, сводить с ума безудержным желанием.

Его пальцы лежали на плечах Шелби, впивались в кожу, которую она смягчила лосьоном для тела, и Куинн почувствовал, как ее руки обвились вокруг него, дотянулись до плеч, притягивая ближе. Ближе.

Шелби принадлежала ему, готовая брать и отдавать. Ласковая и податливая, она горела внутренним огнем, который охватил Куинна от груди до бедер, когда он прижал к себе Шелби, а ее рот раскрылся навстречу его губам.

Куинн поднял голову, посмотрел на ее закрытые глаза, влажные губы — и поцеловал снова. Он хотел целовать Шелби, пока не погаснет последняя звезда и не померкнут навсегда небеса.

Куинн жаждал обнимать Шелби, любить, обладать ею. Он чуть отстранился, нашел узел купальной простыни и начал развязывать его. Никогда еще движения Куинна не были такими неуверенными. Но в то же время он не помнил в своей жизни ничего другого столь же важного.

И тут зазвонил телефон.

Он прервал поцелуй, прижал Шелби к себе и прошептал, уткнувшись в ее волосы:

— Не отвечай. Представь, что он не звонит.

Она, прижалась к нему, позволяя покусывать себя в шею, но на шестом звонке оттолкнула его, тихо пробормотав: «Извини, Бренда отключила автоответчик», и подошла к телефону.

— Алло. Бренда? Что? — Шелби обернулась и посмотрела на Куинна, который с трудом восстанавливал обычный ритм дыхания. — Ах да! Куинн зашел, а мышь спасена, Про… прости, что не перезвонила тебе, но Куинн все еще здесь и… Да, можно и так сказать. Нет, все нормально, правда. Я не сержусь, что ты позвонила, честно. Что? Когда? Сколько роз? — спросила она, посмотрев на Куинна, подняв руку и словно говоря: «Прости, но она продолжает».

— Все нормально, Шелли, у меня есть дела, — сказал Куинн уже на пути к двери. Нужно либо уйти, либо овладеть ею. Только так, по-другому не получится. Даже если он до сих пор не сказал Шелби правды, даже если в тот момент, когда он признается во всем, она влепит ему пощечину и прикажет убираться к черту.

Может быть, позже. Может, сегодня вечером. Может, он скажет Шелби сегодня вечером, а там уж будь что будет. Этим вечером, пока он не увяз слишком глубоко, пока они оба не увязли слишком глубоко. Если уже не увязли.

— Да, Бренда. Как это мило с его стороны. Значит, ты простила Гарри? До свидания, Куинн. — Шелби чуть отстранила трубку. — Э… позже?

— Позже. Обещаю. — Он нагнулся и поднял корреспонденцию, которую почтальон подсунул под дверь, так как все почтовые ящики внизу проржавели и не открывались. — Кладу на стол, — добавил Куинн и удалился. Он думал о холодном душе. А затем, возможно, о повторном холодном душе.

Шелби смотрела, как Куинн уходит, и удивлялась, почему позволяет ему уйти, когда больше всего ей хочется, чтобы он взял ее на руки, отнес на кровать, окруженную кантри-певцами и заваленную игрушками, и занялся с ней безумной и страстной любовью.

Пока Бренда продолжала распространяться о том, какой Гарри чудесный, Шелби взяла письма и стала лениво просматривать их, хотя там не было ничего, кроме счетов для Бренды и всякой макулатуры.

Потом Шелби увидела конверт, на котором значилось ее новое имя. Адрес был написан печатными буквами, обратного не было. Прижав трубку плечом, она открыла конверт и вытащила листок бумаги. В центре листа была только одна строчка, тоже написанная заглавными печатными буквами: «Немедленно уезжай из города. Есть места понадежней».