Любовь, только любовь - Жюльетта Бенцони Страница 38

Часы на башне прозвонили сигнал к гашению огней как раз в тот самый миг, когда Матье вернулся. С этой секунды улицы принадлежали волокитам, ворам, разбойникам, грабителям, проходимцам и искателям приключений.

Катрин, не шевелясь, лежала на постели. Она слышала, как постанывала лестница под тяжестью шагов мэтра Матье, слышала, как Лоиза распекала служанку, как, распевая, поднялся старичок Пьер в свою каморку на чердаке. Мало-помалу дом затих. Сары все не было. Катрин знала: она вернется разве что к утру, если не на следующий день.

Когда храп дядюшки Матье стал единственным признаком жизни в доме, Катрин соскочила с кровати, оделась в темное платье, накинула широченный плащ и выскользнула на лестницу. Все ступеньки она знала наперечет и спустилась так, что ни одна из них не скрипнула. Не звякнули в ее осторожных руках ни замок, ни засовы, которые, впрочем, Сара старательно смазывала салом.

Не прошло и пяти минут, как Катрин уже шла по улице.

Катрин была не из робких, а на черном бархате июльской ночи сияло больше звезд, чем алмазов на мантии Черной Девы. Но все же для того, чтобы решительно направиться в закоулки, куда боялись заглядывать дозорные, требовалась смелость.

– Если я тебе понадоблюсь, – шепнул ей однажды Барнабе, – пошли за мной в публичный дом. Он принадлежит Жако Морскому, сержанту… и нашему хозяину – хозяину всего городского сброда. Я говорю тебе это потому, что ты не болтлива, и потому, что, мне кажется, когда-нибудь ты этим воспользуешься. Если меня там не будет, ищи меня в трактире Порт-д'Уш: иногда, хотя и не слишком часто, я туда захожу…

Сначала Катрин не очень хорошо понимала, что такое публичный дом, – до того дня, когда она доверилась Саре. Цыганка всегда называла вещи своими именами, считая правду более подходящей для воспитания девиц, чем лицемерие.

– Публичный дом – это такое место, где девки продают мужчинам за деньги свое тело, – сказала Сара.

Катрин приняла это к сведению и думала о словах цыганки, пробираясь вдоль домов по улице Грифонов, стараясь держаться в тени узких извилистых улиц.

Она не сразу решилась перейти площадь Сен-Шапель, одним духом пробежала к стоявшему посредине распятию и там остановилась. На утоптанной земле площади лежала длинная черная тень от креста, по обе стороны которого, повернув к нему каменные лица, Магдалина и святой Иоанн бесконечно созерцали муки Спасителя. Отдышавшись, Катрин двинулась дальше вдоль стены замка герцога. Башни отбрасывали плотную тень, но она боялась дозорных, чьи шлемы слабо поблескивали в темноте. Потом она свернула в улицу Кузниц и побежала мимо облезлых лачуг, пахнувших дымом, гарью и оружейной смазкой. Улица была невероятно узкой, и от слишком близко друг к другу стоявших кузнечных горнов часто вспыхивали пожары. У каждого дома стояло большое ведро с водой. Катрин об этом знала, но от волнения споткнулась об одно из этих ведер, упала, ушиблась и как нельзя более естественно выругалась. Это было не в ее привычках, но ей сразу стало легче.

Там, где улочка пересекалась с большой торговой улицей, она расширялась, образуя небольшую площадь – такую, что на ней свободно помещался позорный столб. Даже пустой, он представлял собой не самое приятное зрелище, и Катрин отвела глаза, собираясь продолжить путь. Вдруг она закричала – кто-то схватил ее за край плаща. Неясная тень, выползшая из-за угла, икнула, засмеялась, плащ соскользнул на землю, а грубые руки схватили Катрин за талию.

Оцепеневшая от страха, девушка все-так попыталась сопротивляться. Извиваясь, словно угорь, она вырвалась из неловких рук, державших ее. Не подбирая плаща, она пустилась бежать, стараясь победить страх и не заблудиться: ей надо было найти таверну короля нищих.

Ее преследовали: она слышала у себя за спиной глухой топот босых ног и тяжелое дыхание человека. В путанице узких переулков, по которым пролегал ее путь, становилось все темнее. Ее тошнило от запахов сточной канавы, отбросов, гниющего мяса, она почти потеряла сознание. Мусор в городе убирали очень редко, только когда его становилось невозможно много. Тогда в Уш и Сюзон бросали все, на что не позарились свиньи и бродячие собаки…

В углублении двери куча тряпья зашевелилась и с глухим смехом устремилась вслед перепуганной Катрин. Девушка побежала еще быстрее, стараясь не оглядываться. Но, не видя, куда она наступает, Катрин поскользнулась на куче гниющих отбросов, ухватилась руками за липкие камни и прижалась к стене, едва дыша и закрыв глаза… Преследователи настигли ее…

Она снова почувствовала руки на своей талии, зловоние ударило в нос. Человек был очень высоким, он закрывал от нее небо.

– Ну, – хрипло прошептал он, – мы очень торопимся? Куда это мы так бежим – на свидание?

Как только человек заговорил, он перестал казаться страшным призраком, и Катрин немного пришла в себя.

– Да, – пролепетала она слабым голосом. – Да… меня ждут.

– Подождут. А я не могу ждать… Ты пахнешь молодостью, чистотой… Ты, должно быть, милашка… Ммм! Какая нежная кожа!

Катрин было до тошноты противно, но она ничего не могла поделать. Руки незнакомца, быстро ощупав ее шею и грудь, задержались там, где кончалась косынка. От человека несло винным перегаром, гнилью, у него были жесткие руки. Эти руки как раз ухватились за вырез платья и потянули вниз, когда откуда-то снизу раздался насмешливый голос:

– Эй, кум, потише!.. Я тоже ее приметил!.. Давай на пару!..

Гигант, державший Катрин, от удивления разжал руки и повернул голову; у него вырвалось глухое ворчание. Позади него стояла куча тряпья, ожившая на глазах у Катрин, – короткая, приземистая тень с неровными краями: человек был одет в лохмотья. Катрин почувствовала, как мускулы гиганта напряглись, он собрался ударить, но тот, другой, продолжал:

– Ну, Драчун, успокойся!.. Ты же знаешь, Жако Морской будет недоволен, если ты наставишь синяков его лучшему другу. Поделись девочкой… Уверяю тебя – там есть за что подержаться. Ты же знаешь: я вижу в темноте не хуже кошки.

Бродяга снова заворчал, но не стал спорить. Он только крепче прижал к себе добычу и сказал:

– А, это ты, Побирушка!.. Иди своей дорогой, девочки – это не для тебя.

– Да что ты! Я, конечно, золотушный и кривобокий, но в постели не хуже других… Отведи девочку к дому на берегу Сюзона. Там, под аркой, мы ее разденем. Жако всегда говорит, что нельзя судить о девочке, пока у нее хоть одна тряпка осталась на теле… Ну пошли!..

Он говорил повелительно, как хозяин, и, без сомнения, Драчун должен был послушаться. Но Катрин, при которой два раза назвали имя короля нищих, несмотря на свой страх, решила действовать. Ничего не могло быть хуже участи, ожидавшей ее в лапах этих бандитов.

– Вы говорили о Жако, – она старалась, чтобы ее голос звучал твердо. – Я шла к нему, а вы меня задерживаете…

Руки колосса немедленно разжались, второй бродяга тем временем приблизился и с удивительной для такого корявого создания силой вырвал девушку из рук Драчуна.