Выдумщица - Андреа Семпл Страница 38

Эдам выворачивается, отступает назад, раздавив ногой пульт телевизора, и опять тянется к бутылке.

В этот раз ему удается ее схватить, и он бьет ею Фрэнка по спине. Бутылка остается цела, но удар — судя по звуку — очень болезненный.

— Ах!

Второй удар.

— Ах ты гад!

При виде всего этого во мне просыпается воинственный инстинкт. И, не отдавая себе отчета, я вскакиваю на ноги и пытаюсь не дать вновь опуститься мускулистой руке Эдама. В ответ мне в подбородок въезжает его локоть, и я лечу обратно на ковер.

Фрэнк, видя это, решает больше не церемониться. Держа Эдама за волосы, он наклоняет его голову и выставляет вперед колено, о которое и бьет его носом.

Ясно, что если Фрэнк и уступает Эдаму в мышечной силе, то с успехом компенсирует изобретательностью.

Все происходит очень быстро. И совсем не похоже на драки в кино. Вы наверняка видели: после каждого удара пауза, а сама драка поставлена профессиональным хореографом. Смотреть на настоящий кулачный бой в своей гостиной — дело необычное.

Пока они разрывают друг на друге одежду, я прорываюсь через комнату к телефону.

— Я звоню в полицию, — предупреждаю я, а руки у меня трясутся, как в белой горячке.

— Только попробуй, — говорит Эдам, отталкивает Фрэнка и в броске к телефону падает плашмя. Он промахивается, но с того места, где он так неуклюже приземляется, до телефона легко дотянуться, что он и пробует сделать.

Пока я поднимаюсь на ноги, Фрэнк пинает его в живот. Я вспоминаю, что, если бы не Фрэнк, меня бы уже изнасиловали, и тоже даю Эдаму пинок в живот.

Эдам кашляет, вид у него жалкий, но я все кричу на него и оскорбляю, пока вдруг не чувствую руку на своем предплечье.

Фрэнк вытирает кровь, ставит Эдама на ноги и выволакивает его, кашляющего и обмякшего, из квартиры. Я слышу какие-то слова в прихожей. Затем открывается дверь, а потом защелкивается замок. С Эдамом покончено.

Фрэнк возвращается в комнату. Я сижу на полу. Дрожу. Вокруг все перелопачено. Фрэнк подбирает осколки бокала и фарфора и ставит на место мебель.

— Если хочешь, я могу уйти, — говорит он. — Он не вернется.

Я поднимаю на него глаза. Я не знаю, чего я хочу. Честно говоря, я еще не до конца поняла, что произошло. Или что почти произошло. Все кажется полной бессмыслицей.

Я доверяла Эдаму. Я пригласила его войти в мою жизнь. В мою постель.

Я думала, он испытывает ко мне уважение. Я обманывала себя, убеждая, что ему нужно от меня больше, чем может дать одно лишь мое тело. Я уже было поверила, что секс был не единственным, чего он ждал от меня.

Наивная я дура, сама себя обманывала. Фрэнк истолковывает мое молчание как знак того, что ему следует уйти.

Я слышу, как его ноги мягко ступают по полу прихожей и оглядываю комнату. Телевизор, плеер, небольшой диван, газовый камин, полку над ним. Все теперь выглядит иначе. Все кажется каким-то пугающим, ненадежным. Они были молчаливыми свидетелями того, что здесь произошло, того, что еще могло случиться.

Я не хочу оставаться здесь одна.

Просто не могу.

— Нет! — кричу я, слыша, как открывается дверь парадного. — Останься.

Дверь закрывается, и тихие шаги медленно приближаются к моей комнате. Входя в комнату, Фрэнк мягко улыбается мне.

Его присутствие мгновенно меня успокаивает. Может быть, тем, что он совершенно не похож на Эдама. Внешне они почти полные противоположности друг другу.

Фрэнк темноволосый, бородатый и небрежно одет. Эдам блондин, чисто выбрит и до неприличия вылощен. Фрэнк диаметрально противоположен моему идеалу мужчины. А вот сейчас, когда мой идеал показал себя как полная противоположность моему идеалу, мне хочется, чтобы рядом был Фрэнк.

— Прости, — говорю я, отбрасывая волосы с лица.

— Да тут не за что извиняться, — говорит он как бы между прочим. — Но тебе надо вызвать полицию.

Его слова звучат в моей голове, как эхо. Не то чтобы я не понимала, что он говорит, просто он как будто говорит их кому-то другому.

Тебе надо вызвать полицию…

— Я… — но я не знаю, что мне сказать. — Нет.

В этот момент я и своего имени-то толком не скажу. Перспектива стать центром какой-то грязной криминальной истории и рассказывать о том, что только что произошло, меня не особенно привлекает.

К тому же я не знаю, о чем мне, собственно, им говорить.

Меня не изнасиловали. Меня не избили. Меня не ограбили. Он был моим знакомым.

Все, что я могу сказать, это что он меня испугал. Что припечатал к полу и перепугал. И что на это ответят полицейские? Они станут задавать мне вопросы. Возможно, будут раздражены тем, что я отнимаю у них время. А может быть, пожалеют. Это еще хуже. Не знаю почему, но хуже.

Я жду, что Фрэнк начнет настаивать, но он этого не делает. Он просто стоит в своем жутком бесформенном джемпере и мягко смотрит на меня. — Ну, если не хочешь… — говорит он. Умом я понимаю, что мне все еще нужно бояться. Ведь я доверяла Эдаму, а он показал, на что способен. А об этом бородатом, неряшливом и грубом мужчине, находящемся в моей гостиной, я толком ничего не знаю. Но я чувствую — он не причинит мне зла.

Фрэнк исчезает в кухне. Открываются и закрываются дверцы посудного шкафчика. Он что-то достает из холодильника. Гремит чайником. Он прочитал мои мысли.

— Спасибо, — говорю я, когда он входит в комнату с чашкой чая в руке.

Он улыбается и издает носом какой-то дружелюбный звук.

— Нет, — говорит он мне, — это тебе спасибо. В недоумении я наклоняю голову:

— За что спасибо?

Он переводит глаза на то место, где я боролась с Эдамом, и становится печальным.

— За то, что спасла мне жизнь.

— Ну, — отвечаю я, — ты только что отблагодарил меня.

— Я говорю не о той ночи. Хотя, конечно, и о той. Я имею в виду то, что изменило меня. Ты это сделала.

— Любой бы это сделал.

— Может быть, и любой.

Фрэнк садится на диванчик.

Похоже, он хочет сказать еще что-то, и я вспоминаю, в каком состоянии была его квартира. Все те нераспакованные коробки.

Но не хочу принуждать его говорить. Надо уважать чужие тайны, это-то уж я знаю.

— Мне надо идти, — говорит он.

— Не надо.

— Теперь с тобой все будет хорошо. Но если будет страшно — я рядом.

Я встаю.

— Спасибо. За… ну, ты знаешь, за что.

— Пустяки, — и затем, уже у двери: — Если ты хочешь, чтобы я остался, то я останусь.