О чем шепчут кипарисы - Манессис Корпорон Страница 38

Янни поднес большую грубую ладонь к лицу и принялся выдергивать волосы из бороды. Потом он повернулся к Дафне и произнес:

– Дафна, у тебя есть дочь. Представь, как сказать матери, что надежды найти ее ребенка не осталось? Представь свою Эви, эту красивую девочку, которую ты выносила, родила и выкормила. Как можно уехать и оставить ее умирать? Жить, дышать и ходить по земле, зная, что ты бросила своего ребенка в руках бездушных варваров, которые будут мучить его и, возможно, даже убьют. Представь, как от твоей хорошенькой дочери избавляются, словно она мусор. Тогда ты сможешь почувствовать, в каком аду оказалась моя бабушка.

Дафна представила себе Эви, свою чудесную малышку, но тут же выбросила этот образ из головы. Она не могла думать об этом… Она лишь покачала головой. Нет…

– А теперь представь, что твоя бабушка вынуждена была просить Дору забыть своего мальчика ради спасения дочерей.

– Нет, я не могу… – еле слышно прошептала Дафна.

Янни снова поднял голову и посмотрел на нее в упор:

– А твоя бабушка смогла, и это сохранило им жизнь. Евангелия не только спасла нашу семью, она сберегла одну очень важную для нас вещь. В то утро, когда твоя Yia-yia уводила их из ателье, Дора на секунду вернулась. Она знала, что молодая гречанка права: нужно уходить немедленно, пока не вернулись солдаты, и с пустыми руками. И все же она не удержалась и захватила с собой кое-что: доказательство того, что наша семья существовала. Это была менора [51], которую ее отец собственноручно вырезал из куска оливкового дерева и подарил ей в день свадьбы. Женщины осознавали, что если их увидят на улице с менорой, им придется распрощаться с жизнью, поэтому Дора завернула ее в фартук и спрятала в складках юбки. За обратную дорогу на Эрикусу Евангелия расплатилась яйцами и оливковым маслом. Другой еды у нее не было, но она, не сомневаясь, отдала все мужчине с острова за то, чтобы он перевез их на kaiki и сохранил это в тайне. Для того чтобы помочь моей семье, твоя бабушка рисковала всем. Нацисты знали, что некоторым евреям удалось скрыться и их прячут у себя греческие семьи по всему Корфу, в деревнях и на маленьких островах. Было объявлено, что любая семья, которая помогает Juden или укрывает их, будет уничтожена. Но, несмотря на риск и угрозы, Евангелия защитила и спрятала их. Она спасла Дору и девочек… – Немного помолчав, Янни добавил: – Она спасла нас всех.

Дафна не сводила глаз с Янни, ее раздирали противоречивые чувства. Ей хотелось назвать его лжецом – он сочинил такую страшную историю. Но хотелось и крепко прижать к себе и поблагодарить за то, что она наконец-то узнала правду. Но произнести она смогла лишь:

– Но как?

– Они жили так до конца войны. Две вдовы и их дети в доме Евангелии, довольствуясь тем малым, что у них было. Дора обучила твою бабушку портновскому искусству, и они шили вполне приличную одежду из тех лоскутов, что им удавалось раздобыть. Евангелия научила Дору и девочек выглядеть, как гречанки, и вести себя, как местные женщины, чтобы они не выделялись… и смогли выжить. Ночи они проводили, обсуждая историю, традиции и культуру своих народов. Друг от друга они узнали, что, несмотря на все отличия, греки и евреи во многом похожи. Евангелия говорила, что моя бабушка – это ее кузина, которая приехала погостить, но правду ведь не скроешь. Жители Эрикусы знали, кто такая Дора и откуда она. Все были в курсе, что она прячется от нацистов, и если об этом станет известно, то смерть грозит всем: и Доре, и Евангелии, и тем, кто не донес. Но все молчали. Ни один человек на острове – ни взрослый, ни ребенок – не выдал их секрет, хотя все понимали, что рискуют жизнью: своей, своих семей и всего населения острова. Поначалу люди держались отстраненно и не вмешивались в жизнь вдов. Но через некоторое время, как рассказывала бабушка, начали опекать несчастную семью: не только укрывали их, но и вместе с Евангелией помогали почувствовать себя своими на этом острове, среди его жителей.

Дафна мяла в руке ткань своей белой хлопковой юбки, накручивала ее на пальцы и завязывала узлы на подоле.

– Но как… как им удавалось прятаться от немцев?

Янни замолчал на мгновение и улыбнулся:

– Дафна, твоя Yia-yia – очень необычная и храбрая женщина. Когда Дора рассказывала мне о ней, она непременно понижала голос и говорила с уважением и почтением.

– Моя Yia-yia? – Дафна представила себе хрупкую фигурку бабушки, которая в ее вечном черном платье казалась совсем маленькой. Она даже не говорит по-английски, никогда не получала образования, не летала на самолете и не выезжала за пределы Греции. – Но откуда она знала, что нужно делать?

– Когда я задавал этот вопрос, моя бабушка отвечала, что Евангелия знала, чувствовала это. И могла предсказать, когда солдаты придут на остров и как долго пробудут здесь. Она одевала Дору и девочек в крестьянские юбки и блузы и, дав им с собой хлеба, оливок и воды, отправляла в горы. А менору, которая была так дорога моей бабушке, она всегда заворачивала в передник и прятала на себе. Обычно они укрывались на дикой, необитаемой части острова в пещерах на вершинах скал и сидели там до ухода солдат. Yia-yia единственная из всех жителей острова всегда знала, когда немцы появятся и когда уйдут. Она необъяснимым образом предчувствовала их приближение. Поначалу только Евангелия, подвергая себя опасности, носила Доре и девочкам в пещеру еду и питье. Но затем, один за другим, к ней начали присоединяться и другие жители острова. Они приходили с едой и какими-то вещами, среди которых были даже самодельные куклы из лоскутков и кукурузных листьев для девочек, – Янни улыбнулся и прищурился при мысли о маленьких наивных крошках, увлеченных игрой в таких опасных жизненных обстоятельствах. Но потом он вспомнил, что было дальше, и улыбка исчезла с его лица. – Немцы не оккупировали Эрикусу, но постоянно, примерно раз в месяц, приезжали на остров и проводили здесь несколько дней, пытаясь выловить сбежавших евреев. Эти дни казались вечностью. Солдаты вели себя очень жестоко. Они избивали даже маленьких детей, которые не выбрасывали руку вверх в качестве приветствия или произносили «Хайль Гитлер» недостаточно громко, и этим вызывали недовольство немцев. И все же у Доры, Евангелии и всех жителей острова установился определенный ритм жизни, насколько это было возможно во время войны. Все знали, где скрываются Дора и девочки, и они никогда не голодали, хотя, конечно, жизнь в пещере была очень тяжелой. Кто-нибудь обязательно приходил к ним и приносил еду и одежду, мог составить компанию и поддержать разговор, чтобы заполнить страшные часы одиночества.

Однажды немцы задержались на острове дольше обычного. Это были последние дни лета, на море разыгрался ужасный шторм. Буря никак не хотела заканчиваться: день за днем шел дождь, море бушевало. Ни один рыбак не отваживался в те дни отчалить от берега. Немцы тоже боялись, хотя у них были большие новые катера. Вспоминая те дни, Дора говорила, что они тянулись как целая вечность. Они ждали сигнала, что можно вернуться домой, но он не поступал. Его не было вообще… – Янни покачал головой, и его плечи опустились под тяжестью страха и отчаяния, пережитых тогда Дорой. – Болезненная Рэйчел не смогла пережить длительное пребывание в сырой пещере. Она начала кашлять, с каждым днем ей становилось все хуже. И даже лекарства, которые с риском для жизни им приносили Евангелия и жители острова, не помогли. Болезнь усиливалась. Она кашляла и кашляла. Когда море наконец успокоилось и немцы уплыли на Корфу, было поздно. У нее поднялась температура. Это стало последней каплей, Рэйчел лежала в кровати Евангелии, и женщины по очереди дежурили возле нее, держа за руку и прикладывая влажные полотенца к горячему лбу. А потом Рэйчел умерла. Для Доры это стало тяжелым ударом. Сколько горя может вынести обычная женщина? Она застыла, не шевелясь и не говоря ни слова. Евангелия помнила рассказы Доры и знала, что следует делать. Она обмыла тельце и завернула его в простыни со своей кровати. Священник не мог позволить похоронить еврейскую девочку рядом с христианами, поэтому Евангелия, встав на колени, руками вырыла могилу для Рэйчел у входа на кладбище. Там ее и похоронили. Священник был там, рядом с Дорой, твоей бабушкой и другими жителями острова и, хотя и не знал кадиш, еврейскую поминальную молитву, все равно молился от чистого сердца и просил Бога принять невинного ребенка в свои объятия.