Четвертый жених - Лиана Уилсон Страница 38

— Почему бы тебе не попробовать?

— Я не хочу жениться, — упорствовал Грант. — А что еще я могу ей предложить?

— Начни с сердца, — ответил Гриффин. — Кроме того, брак — это не так уж и ужасно.

— Кто б говорил! — Грант саркастично рассмеялся. — Что ж тогда ты трижды сбегал от своих невест?

— После того, как я поступил так с Энни, я много думал. Ведь брак не обязательно должен быть таким, каким был у наших родителей — мама была счастлива только тогда, когда отец покупал ей дом, машину или украшения, а он — если был вовремя подан обед, дети обихожены и дом чист. Вся жизнь их состояла из «если» и «когда», а любви не хватало. Но мы-то оба знаем, что Энни не такая. Для нее любовь — понятие вечное.

Грант никогда не думал, что его брат может быть таким — умным, тонко чувствующим, всепонимающим. И на этот раз он был прав. Грант и сам понимал, что, если послушается своего сердца, Энни будет любить его безо всяких условий, а если поддастся страхам и сомнениям — жизнь его будет серой и унылой.

Бросив в брата арахис, Грант поднялся.

— Я еду за ней.

Гриффин кивнул и полез во внутренний карман пиджака.

— Тогда тебе понадобится это.

— Что?

— Мой билет до Далласа. Там пересядешь на самолет в Амарильо, а оттуда на машине.

— Спасибо, Грифф. Я твой должник.

Братья обменялись рукопожатием. Это был первый раз в жизни, когда Грант почувствовал настоящую связь с братом.

— Позвони мне, хорошо? — попросил Гриффин.

* * *

Но в гостиной тети Мод Грант оказался лишь пять дней спустя. Он мерил шагами комнату, застеленную ворсистым ковром и уставленную старинной мебелью.

— Почему вы, в конце концов, позволили мне прийти?

Мод поставила на стол поднос с тоненькими — в палец толщиной — бутербродиками.

— Ну, прежде всего, хочу заметить, что ты был весьма настойчив, что сыграло тебе на пользу. Но, честно говоря, я разрешила тебе прийти сюда из-за Энни.

— Что это значит?

— Я волнуюсь за нее. У нее пропал аппетит — я никогда не видела, чтобы она равнодушно проходила мимо жареной картошки или отказывалась от моей кукурузы, жаренной в сыре. Это убедило меня, что на этот раз для нее все слишком серьезно.

— Во сколько, вы сказали, она будет здесь?

— После того, как придут все гости. Ты не волнуйся, она не пропустит свою собственную вечеринку.

— У нее день рождения? — Грант вдруг осознал, что даже таких вещей не знает об Энни. Но он обязательно узнает, чтобы уже никогда не забыть. Зато он знает, как доставить ей наслаждение. И еще — что он любит ее.

— Это ее прощальная вечеринка.

— Но ведь она только вернулась?

— Тем не менее ей хватило времени, чтобы собраться и выставить дом на продажу.

— Куда она уезжает? — спросил Грант, боясь услышать, что в Даллас или какое-нибудь другое место.

— В Нью-Йорк. Она нашла там работу. Разве она не сказала тебе?

— Сказала. — Облегчение волной накрыло Гранта. — Может быть, мне следовало пойти к ней домой?

Мод покачала головой.

— Нет, не думаю. Лучше вам встретиться здесь. Это докажет всем старым сплетницам, что Энни наконец встретила своего мужчину.

— Мне безразлично, что думают ее знакомые и соседи. — Он еще помнил разговор в аэропорту, подтолкнувший его к судьбоносному решению взять Энни с собой в Нью-Йорк. Грант в который уже раз проверил, в кармане ли обручальное кольцо, которое он купил для нее.

— Тебе не было бы безразлично, если бы ты слышал их разговоры. Стая старых ворон!

— Тогда зачем Энни сказала им, что ее брак не удался? Не спокойнее ли было уехать, сохранив эту тайну?

— Моя девочка слишком честная. Кроме того, я думаю, что их жалкие укусы ничто по сравнению с тем, что она потеряла тебя.

Чувство вины пронзило Гранта, но в то же время слова тети Мод дали ему надежду.

— Вы так думаете?

— Я никогда не видела ее такой… безжизненной. А ведь все свои потери она переживала на моих глазах: сначала родители, потом эти пустоголовые женихи.

Бог свидетель, он не хотел заставлять ее страдать, но она сама отказывалась отвечать на его телефонные звонки. Прилетев в Даллас по билету Гриффина, он хотел сразу же отправиться в Локетт, но задержался, чтобы купить кольцо. Это кольцо должно было показать Энни, как он ее любит, и продемонстрировать всем, что она принадлежит ему. Кольцо он смог купить только во вторник и сразу же поехал к Мод. Что ж, если он решился на такой шаг, то сделает все как положено.

— Тетя Мод… мэм, — заговорил Грант, с трудом сглатывая комок в горле. — Я хочу поговорить с вами.

Она оторвалась от раскладывания розовых салфеток около фарфоровых тарелок.

— Слушаю.

Грант откашлялся.

— Гм… Поскольку родители Энни умерли… Я понимаю, что это вовсе не обязательно, но я решил соблюсти все формальности…

Мод подошла к нему и положила руку ему на плечо.

— Давай по существу, а то стая ворон слетится с минуты на минуту.

— Да, мэм. Поскольку вы — самый главный человек в жизни Энни, я прошу у вас ее руки.

Из глаз пожилой женщины хлынули слезы.

— Ты — первый, кто сделал это. — Она промокнула глаза фартуком. — Никто из ее предыдущих женихов не озаботился подобной формальностью. Может быть, поэтому они так легко нарушали свое слово. Как ты думаешь?

— Я не знаю. Мэм, вы согласны?

— Господи, конечно! — Она притянула Гранта к себе и похлопала по спине. Напряжение отпустило его — одно дело сделано, но осталось еще одно, самое главное. — Но, скажу тебе честно, я не знаю, что тебе ответит сама Энни. Она очень обижена, и вряд ли даже мое заступничество поможет тебе.

— А вот и они! — сказала тетя Мод, приподнимая тяжелую штору. Она подтолкнула Гранта в сторону кухни. — Побудь там, пока не придет Энни.

Гостиная стала заполняться женщинами, одетыми празднично, как на Пасху. Мод предложила им бутерброды на фарфоровых тарелках и апельсиновый чай из фарфоровых чашек. Пожилые женщины в платьях с оборками и женщины помоложе, одетые более современно, своей болтовней и смехом напоминали стаю растревоженных гусей. И хотя смех был приглушенным, а некоторые вещи вообще произносились шепотом, Грант немало услышал, находясь в своем укрытии.

Женщина с заплывшей шеей и в отвратительной шляпе с цветами покачала головой, отчего кожа под ее подбородком заколыхалась волнами, как у ящерицы.

— Не понимаю, почему ей приспичило переезжать в Нью-Йорк. Ее бедные родители наверняка переворачиваются в гробу.