Французская жена - Анна Берсенева Страница 4

Автомобиль двинулся вперед как танк – медленно, увесисто, тяжело. Но, по крайней мере, он казался надежным.

«А странно, что я на это внимание обратила», – удивилась Нинка.

После того как она бешено гоняла на байке, вдавившись в кожаную спину бешеного от скорости Вольфа, едва ли ей стоило бояться езды даже на самом экзотическом авто.

– Где ты живешь? – спросил Феликс.

– На Патриках. В Ермолаевском переулке.

Он посмотрел на нее каким-то странным взглядом.

«Точно квартирный аферист», – подумала Нинка.

Было еще совсем рано, и утренний город стоял пустой, тихий, сумрачный. Даже пробок почти не было – от Бирюлева до Центра доехали быстро. За всю дорогу не сказали друг другу ни слова. Нинка – от сознания собственной глупости и от страха, а Феликс – черт его знает от чего.

– Ты меня здесь подождешь? – с надеждой спросила Нинка, когда могучий рыдван остановился возле забранной решеткой арки ее двора.

Только бы домой попасть! А там она закроется на все замки и свет не будет включать трое суток, чтобы этот новоявленный жених ее не нашел.

– Вместе пойдем, – сказал он.

Нинкино сердце ухнуло в пустоту.

«Вляпалась я по самые ушки», – с тоской подумала она, но спросила при этом небрежным тоном:

– А родителей моих не стесняешься?

– Нет.

Они вошли во двор. Здесь прошла вся Нинкина жизнь. Она и в кошмарном сне не увидела бы, что этот двор, этот дом когда-нибудь будут казаться ей чужими. Но теперь это было так. Это стало так с недавних пор.

Нинка сбегала в третий подъезд, взяла у консьержки запасные ключи от квартиры. Она часто теряла ключи; консьержка к этому привыкла.

Дома никого не было. Нинка вздохнула с облегчением. Вообще-то и не должно было никого здесь быть, но мало ли – вдруг мама заехала за чем-нибудь со своим новоиспеченным супругом или отец вспомнил, что его Анжелике еще в те времена, когда она была его тайной любовницей, нравились какие-нибудь домашние бокалы, и вот теперь решил изъять их из развалившегося семейного обихода… Чудные виражи выделывает жизнь.

Феликс прошел вслед за Нинкой в ее комнату.

– Ты что, конвоировать меня будешь? – возмутилась Нинка. – Мне, между прочим, переодеться надо. В свадебное платье и фату, – съязвила она.

Он не обратил на ее язвительность ни малейшего внимания. Какая-то вещь в себе, а не человек.

– Меня можешь не стесняться, – сказал он.

– Ты гей?

– Я тебя уже видел голую.

Нинка покраснела – она подумала было, что от возмущения, но тут же поняла, что просто от смущения.

– Отвернись, – буркнула она, открывая шкаф.

Переоделась она за дверцей.

– Может, хоть чаю выпьем? – проговорила Нинка, выходя из-за шкафа.

Она сама расслышала, что ее голос прозвучал жалобно.

Но отсрочки ей добиться не удалось.

– Мы уже пили, – сказал Феликс. – Бери паспорт, поехали.

Вздохнув, Нинка взяла паспорт – как назло, он валялся на ее письменном столе, на самом видном месте – и побрела в прихожую. Феликс сделал полшага в сторону и пропустил ее перед собою в дверь.

«Поручик Голицын! – сердито подумала Нинка. – Нет, ну что это со мной, а?»

Она не помнила в своей жизни ни единой ситуации, в которой подчинялась бы чужой, а не собственной воле. С самого детства не помнила! Даже когда влюблялась, как ей казалось, до безумия – в Кирилла, потом в Вольфа, – это затрагивало только ее эмоции, но не волю. И надо же такому быть, чтобы теперь, когда на влюбленность даже намека нет, она вдруг впала в такое странное, ничем не объяснимое состояние покорности судьбе. Да и какой там судьбе – незнакомому типу, вообще непонятно кому!

– Как твоя фамилия? – спросил Феликс, когда они вышли во двор.

– Демушкина, – вздохнула Нинка.

– Моя – Ларионов. До загса не забудь. Ты здесь прописана? – Нинка кивнула. – Тогда едем в Грибоедовский.

– Там очередь, – заикнулась было Нинка. – Я у одноклассника на свадьбе была – он говорил, три месяца пришлось ждать, пока распишут.

– Без Мендельсона быстрее.

Через час Нинка убедилась, что он прав. Они отстояли довольно длинную очередь на подачу заявлений, но, узнав, что торжественной регистрации не требуется, принявшая заявление дама велела им приходить прямо завтра с утра.

– А прямо сегодня нельзя? – спросил Феликс.

– Мы заявления принимаем и расписываем в разные дни, – объяснила дама и добавила с улыбкой: – Проверьте свои чувства хотя бы до завтра. Вам и так повезло: сейчас желающих мало, распишем сразу.

– Ты одна живешь? – спросил Феликс, когда они вышли из загса.

Пока стояли в очереди, пока заполняли бумаги, тучи, казавшиеся сплошными, разошлись, воздух стал наконец по-летнему ясным. Невесомые блестки света летели по воде пруда, а город уже окружал бульвар своим обычным могучим шумом, в котором даже громыханье стилизованного под старину прогулочного трамвайчика казалось идиллическим.

Нинка растерянно огляделась. Она не понимала, что сделала, и не понимала, что ей делать теперь. Она украдкой покосилась на Феликса. И увидела, что выражение его лица переменилось – теперь оно было не жесткое, а какое-то тревожное и тоже почти растерянное. Это показалось ей таким удивительным, что она уставилась на него уже не украдкой, а во все глаза.

– Слушай, – сказал Феликс, – ты, я так понял, одна живешь?

– Как ты, интересно, это понял? – хмыкнула Нинка. – Квартира не тесная, почему я должна в ней одна жить?

Как только она почувствовала в нем растерянность, то в себе сразу же почувствовала уверенность. Подумаешь, гипнотизер нашелся! С ней эти штучки не пройдут!

Феликс прищурился, всмотрелся в ее лицо – для этого ему потребовалось ровно три секунды – и усмехнулся. Нинка поняла: ее самоуверенность стала ему понятна так, как если бы она объяснила ее причину словами. То ли его проницательность была чрезмерной, то ли, что более вероятно, у нее все было написано на лице, и читать эту книгу не составляло труда даже при средней проницательности.

Ей почему-то стало стыдно. Хотя – ну чего стыдиться?

– Фактически одна, – отводя взгляд, кивнула Нинка. – Мама теперь за городом живет с новым мужем. Отец… Тоже отдельно. Бабушка давно уже на дачу перебралась. Я одна, – повторила она.

– Тогда я у тебя переночую, – сказал Феликс.

Растерянность, мелькнувшую было в его голосе, как ветром выдуло.

– Еще чего! – возмутилась Нинка. – Мы еще в законный брак не вступили, между прочим. И вообще, я так поняла, у нас с тобой нормальная фиктуха. Типа ради прописки.