Близость - Элизабет Гейдж Страница 4

— Все в порядке, детка, — сказала Холли, стараясь сдержать слезы, навернувшиеся на глаза, — мы позаботимся о тебе. Тебе будет хорошо.

Оставив девочку с Кейтом в комнате, Холли вернулась в спальню девочки, чтобы посмотреть, не оставила ли она чего.

Она заметила мольберт. На нем стоял рисунок женщины.

Холли взяла рисунок в руки. За ним оказалось еще несколько листов с рисунками акварелью.

На большинстве из них была изображена вымышленная мама или сказочная волшебница-крестная. Она была высокая и стройная, с рыжими волосами и зелеными глазами, очень доброй улыбкой. Хотя детали ее внешности менялись от рисунка к рисунку, но одета она была постоянно в красное платье. Никакого сходства с настоящей матерью девочки она явно не имела, поскольку соседи описывали ее как темноволосую и полную женщину.

Не было сомнения, что девочка рисовала во время кошмарного периода полной изоляции. Это было ее единственным спасением, чтобы не потерять рассудок.

Холли подошла к двери спальни и окликнула девочку.

— Не хочешь ли ты взять свои рисунки? — спросила она.

Девочка молчала. С тех пор, как они появились в доме, она не произнесла ни слова.

Холли уложила пожитки девочки в бумажную сумку для покупок. Уже уходя из дома, она, подчиняясь какому-то импульсу, вернулась в спальню девочки, взяла рисунок с изображением волшебницы и положила в свой портфель.

Девочку отвезли в приют в Саут-Сайде, где ее поместили на время для обследования. Полиция занялась розыском матери. Холли попыталась расспросить девочку о ее жизни, но не смогла и слова вытянуть из нее.

В тот же день девочка прошла медицинское обследование. Было установлено, что она подвергалась сексуальному насилию и, без сомнения, многократно. Врач только многозначительно покачал головой, когда показывал Холли результаты обследования.

«Не иначе, как дружок матери повинен в этом», — подумала Холли.

Когда девочку выкупали, а Холли расчесала ей волосы и заплела косу, то стала видна ее необычная красота. Белая как алебастр кожа, голубые подернутые влагой глаза, взгляд которых когда-то был, вероятно, очень доверчивым. Теперь он был пугающе пустым.

В последующие два дня Холли занималась делами других подопечных ей детей, не забывая следить за ходом дела Джил Сандберг. Затем пришло распоряжение перевести девочку в старый государственный приют для брошенных детей в центре штата.

Утром в четверг Холли распрощалась с Джил Сандберг. Одна из опекунш сиротского приюта должна была сопровождать ее во время трехчасовой поездки в огромный и мрачный дом, расположенный на окраине города, местные жители обходили этот дом стороной, словно это было зачумленное места.

— Скоро я приеду навестить тебя, Джил, — пообещала Холли. — За тобой там будет хороший уход. Меня зовут Холли Флеминг. Ты можешь запомнить мое имя?

Она держала девочку за плечики. Девочка не сопротивлялась, не пыталась убежать. Но ее взгляд заставил Холли отвести глаза. Было в нем что-то жуткое. Этот ребенок больше никому не доверял. И, возможно, уже больше никогда не будет доверять. Как она справится с прошлым и выживет в этой жизни, было непостижимо для Холи.

— Можешь мне улыбнуться, детка? — спросила Холли, можешь сказать мне «до свидания»?

Девочка молчала.

Холи молча наблюдала, как опекунша посадила девочку в машину и захлопнула дверцу. И только когда машина скрылась из виду, Холли ощутила, что глаза ее полны слез. Ладони несколько минут назад лежавшие на хрупких плечиках, почувствовали холод. Шестилетний ребенок!

При этой мысли Холли глубоко вздохнула и вернулась к работе.

Ребенок сидел на заднем сиденье машины, ехавшей по дороге среди обширных полей кукурузы по направлению к приюту. Сидевшая рядом представительница опекунского совета время от времени заговаривала с девочкой, но та не отвечала.

В ее облике не осталось и следа прошлого. Вся одежда была куплена Холли Флеминг на казенные деньги. В руках она держала плюшевого мишку, за которого Холли заплатила из собственного кошелька.

Девочка смотрела в окно безразличным, спокойным взглядом, что подтверждало догадки спутницы о ее возможном поведении во время поездки, но в то же время вызывало беспокойство тем, что происходило в голове ребенка.

Эта женщина прекрасно знала, что в приюте отсутствуют условия для хорошего воспитания и психотерапии. Эта маленькая девочка окажется брошенной на произвол судьбы среди сотен других сирот и бездомных детей, многие из которых настолько же грубы и жестоки, насколько она пассивна. Сумеет ли она вынести это суровое испытание, полагаясь только на свой характер? Ее телесные раны заживут, но государственное учреждение не способно излечить от ран душевных.

На полпути к месту назначения машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, которая проходила через небольшой городок Элликот. Он был обычным окружным городком, население которого не превышало пяти тысяч человек. Главная улица протянулась не больше чем на двадцать кварталов, обсаженная деревьями и украшенная витринами магазинов и вывесками контор.

Далее путь проходил мимо небольшого кладбища. Как раз в это время траурная процессия оказалась перед воротами кладбища, где остановилась, заблокировав дорогу. Одна из машин процессии остановилась рядом с машиной социальной службы.

Сама процессия была небольшой, и нее входило не больше четырех машин, если не считать катафалк. В первой машине за рулем сидел мужчина, рядом с ним его маленькая дочка. Оба были одеты в траур. У мужчины были темные глаза и волосы, у девочки кудрявые волосы были светло-рыжего оттенка, а здоровое, покрытое веснушками лицо ярко выделялось на фоне траурного одеяния.

С открытием ворот произошла заминка, и машины продолжали стоять рядом. Глаза маленькой девочки в трауре встретились с глазами брошенного родителями ребенка, сидевшего на заднем сиденье служебной машины. Они посмотрели друг на друга с обычным любопытством детей, не смущаясь разницей облика друг друга.

Девочки были приблизительно одного возраста и сложения. Но девочка, сидевшая в машине рядом с отцом, была цветущая и по-детски беззаботная. Сирота же, несмотря на красивые светлые волосы и ясные голубые глаза, несла на себе отпечаток не только истощения, но и глубокого страдания.

Внезапно выражение лица Джил Сандберг изменилось. Она внимательно стала разглядывать лицо девочки в соседней машине. Несмотря на печаль по поводу потери кого-то из близких — может быть, ее мамы? — в ее зеленых глазах не померк огонек. Эта девочка знала, что такое счастье, или верила в него. Никто ее не насиловал. Она была невинна.

Джил вглядывалась в ясное личико, и что-то в ее собственном лице начало меняться. В глазах загорелся свет, словно отражая, как в зеркале, жизненную силу другого лица. Что-то шевельнулось внутри нее в отчаянной попытке вырваться из той жизни, что окружала ее, приобщиться к жизни цветущей девочки из соседней машины. Это был молчаливый пароксизм, и он потряс до основания все ее существо.