Красавец и скромница - Индия Грэй Страница 4

— Хорошо, что ты смогла приехать, — Марта проницательно прищурила глаза, — перемена обстановки пойдет на пользу. Честно говоря, ты не в лучшей форме.

— Знаю, знаю… — Сара смущенно заерзала. Утягивающий пышную талию корсет не добавлял комфорта. Разбитое сердце предполагает отсутствие аппетита и драматическую потерю веса, но Сара еще не вошла в эту фазу. Она определенно застряла на этапе постоянного чувства голода, вызванного стрессом. — Вообще-то я собиралась сесть на диету, но мне сейчас нелегко: постоянные мысли о Руперте, работе, о том, где взять денег…

— Речь не об этом, — мягко продолжала Марта, — меня беспокоит твое внутреннее состояние. Если проблема с деньгами, можешь быть уверена, мы с Гаем всегда поможем.

— Нет! — мгновенно отреагировала Сара. — Все в порядке. Я уверена, что-нибудь подвернется. — Она подумала о письме, полученном недавно от отцовского издателя: очередная просьба дать разрешение на экранизацию книги «Дуб и кипарис». За одиннадцать лет, что она владела авторскими правами на книгу, унаследованными после смерти отца, таких просьб было много. Поначалу она относилась к ним серьезно, однако вскоре поняла, что по какой-то причине Френсис Тейт привлекал только психически неуравновешенных студентов от кинематографии, к тому же без копейки денег за душой. Она испытывала слишком сильное чувство ответственности за литературное наследие отца, поэтому просто перестала реагировать на письма.

— Как дела у Лотти? — задала Марта следующий вопрос.

Сара бросила взгляд на дочь, сидящую на коленях у Анжелики.

— Нормально. — В голосе непроизвольно прозвучали защитные нотки. — Она даже не заметила отсутствия Руперта, что говорит о нем как о плохом отце. Не могу вспомнить, чтобы он вообще когда-нибудь играл с ней. — В последнее время Руперт забегал в их маленькую квартирку на окраине Лондона только для торопливого, механического, не приносящего удовлетворения секса, в обеденный перерыв, когда Лотти была в школе. Сару передернуло при воспоминании о его неуклюжих, равнодушных прикосновениях и бесконечных разговорах о занятости на работе, оправдывающих нежелание проводить с ними, как раньше, вечера и выходные. Она подумала о том, как долго мог продолжаться обман, если бы ее случайно не направили обслуживать злополучную помолвку.

— К лучшему, что он ушел, — сказала Марта, словно читала ее мысли. Хотелось бы надеяться, что не все, это было бы слишком грустно.

— Знаю. — Сара встала и начала собирать со стола посуду. — Мне не нужен мужчина.

— Не передергивай. Я сказала, лучше без него, а не без мужчины вообще. — Марта тоже поднялась и потянулась к бутылке вина на столе, чтобы проверить, не наберется ли там еще на полбокала.

— Мне хорошо одной, — упрямо повторила Сара, обходя вокруг стола с растущей горкой тарелок в руках. Это заявление не было откровенной ложью: она свыклась с одиночеством, но ей стоило лишь вспомнить смуглого итальянца на девичнике у Анжелики, чтобы осознать, что она живет только наполовину. — Ты просто скучаешь без Гая, — заметила она матери, — когда его нет рядом, становишься сентиментальной.

Гай, Хью и другие гости должны были приехать на следующий день, сегодняшний вечер принадлежал «девочкам», как называла их Анжелика. Марта пожала плечами:

— Можешь звать меня романтичной старушкой, но я не хочу, чтобы ты пропустила свою любовь, потому что решила смотреть в другую сторону.

«У меня просто нет шансов», — думала Сара, вынося тарелки на кухню. Ее любовная жизнь напоминала пустыню. Вряд ли она пропустит, если что-то, хотя бы отдаленно напоминающее завидного холостяка, появится на горизонте. Но увидеть — одно дело, а удержать — совсем другое.

Из темноты тосканской ночи выступала мягко светящаяся громада фермерского дома с покатыми, расположенными на разных уровнях крышами пристроек. Кухня находилась в конце длинного коридора в одноэтажном помещении с низким потолком, которое, по словам Анжелики, когда-то служило сыроварней и кладовой для молока. Сара поставила посуду на полированный мраморный стол и зажгла свет. Ни Анжелика, ни Хью не любили готовить, но не пожалели денег на суперсовременное оборудование и дизайн. Сара не могла подавить зависть, сравнивая это просторное помещение с крошечной кухонькой в конце коридора своей лондонской квартиры. Жара, усталость и бокал кьянти разрушили защитный барьер и открыли дорогу запретным мыслям. Чтобы вернуть силы, она подставила руки под струю холодной воды. Вышла на крыльцо, вдохнула пряный аромат ночи, прижала мокрые ладони к горевшим щекам и затылку под волосами.

Вернувшись к столу, Сара застала Анжелику за перечислением непреодолимых препятствий, мешающих закончить переустройство дома.

— …похоже, он помешан на старине. Не позволил нашему архитектору сделать над кухней стеклянную крышу, потому что какой-то дурацкий местный закон требует использовать традиционные материалы для реставрации старых зданий. Надо, видите ли, перекладывать старую черепицу, — возмущалась она.

Фенелла закатила глаза:

— Ему легко рассуждать, сидя в палаццо шестнадцатого века. Что же, вы должны жить как крестьяне, если купили фермерский дом?

Марта с улыбкой взглянула на Сару, присевшую передохнуть.

— Хью и Анжелика вызвали негодование местной аристократии, — объяснила она. — от палаццо Кастеллацио и далее по округе.

— Аристократии? — скривила губы Анжелика. — Он нувориш! Режиссер Лоренцо Кавальери. Женат на потрясающе красивой итальянской кинозвезде Тии де Луке.

Фенелла пришла в страшное возбуждение. Она реагировала на имена знаменитостей как собака на кость.

— Тиа де Лука? Уже не женат. Журнал, который я купила в аэропорту, опубликовал большое интервью с ней. Она бросает мужа ради Рикардо Марчелло, и, похоже, она беременна!

— Как интересно! — живо откликнулась Анжелика. — Рикардо Марчелло бесподобен. Так, значит, он отец ребенка?

«Можно подумать, они обсуждают близких знакомых», — думала Сара, подавляя зевок. Она знала, кто такая Тиа де Лука — ее знали все, — но ей было непонятно, как можно так искренне интересоваться запутанными подробностями личной жизни людей, с которыми не имеешь ничего общего. Однако Фенеллу такие мысли не тревожили.

— Не уверена. Из ее слов не поймешь, кто отец. Может быть, бывший муж, Лоренцо Как-его-там. — Она понизила голос. — Ты с ним встречалась?

Лотти тихо дремала на коленях у Марты. У Сары слипались веки, и на минуту она прикрыла глаза, откинувшись на спинку стула. Разговор убаюкивал ее.

— С ним общался Хью, — сказала Анжелика. — По его мнению, тяжелый человек. Типичный итальянский доминантный самец — самоуверенный, необщительный и надменный. Мы, к сожалению, должны найти к нему подход, ведь церковь, где мы венчаемся, стоит на его земле.

— М-м-м, — замурлыкала Фенелла. — Я бы тоже хотела найти подход к надменному итальянскому доминантному самцу.

Сара заставила себя очнуться от забытья и открыть глаза: