Девочки Талера - Дина Ареева Страница 4

Тимур тоже дергается, будто его ударило током, но быстро берет себя в руки.

— Сейчас я распоряжусь, чтобы здесь убрали и поставили кровать. Пока можешь пообедать.

— Спасибо, я не голодна.

— В этом доме такое не обсуждается. Ты кормишь мою дочь, поэтому должна питаться правильно и регулярно. Это тоже входит в твои обязанности. Обсудите с Робертом меню с учетом рекомендаций врача, который будет тебя наблюдать.

Он уже доходит до лестницы, и я все-таки его окликаю:

— Тим! — а когда поворачивается, спрашиваю тихонько: — Ты придумал ей имя?

Он качает головой и на мгновенье становится тем Тимуром, которого я знала в детстве.

— Почему? — спрашиваю еще тише.

— Потому что она — мое чудо, — отвечает он очень серьезно. — А разве у чудес бывают имена?

* * *

Захожу в кухню — Робби колдует у плиты, напевая под нос песенку. Он один, без помощников. Видимо, те сделали заготовки и испарились, мой приятель любит священнодействовать в одиночку. Тихо подкрадываюсь сзади и начинаю подпевать.

Он роняет лопатку в сковороду, оборачивается, и я вижу в глазах такую неимоверную радость, что спешу его обнять и спрятать на широкой груди свое зареванное лицо.

— Девочка Ника пришла наветить своего старого друга? — Робби отодвигает меня и внимательно осматривает с ног до головы. Я по прежнему в рубашке Тимура, Талер отправил меня на кухню, так и не выдав одежду.

— Я теперь здесь работаю, Робби, — говорю, стараясь казаться веселой, хоть голос у меня дрожит.

Но Роберт мужчина умный и проницательный. Он порывисто притягивает меня и обнимает, говоря так, чтобы слышно было только мне.

— Я так надеялся, что этот упрямый баран одумается и вернет тебя, моя маленькая Вероника. Как же наша принцесса без мамы? Идиот, бестолковый идиот. Ну ничего, главное, ты здесь, и у ребенка будет мама.

— Няня… — шепчу, глотая слезы, — он взял меня на работу…

— Упертый идиот, — повторяет Робби и гладит меня по голове как маленькую. — Ничего, перемелется, мука будет. Он мне в последнее время вулкан потухший напоминает. Но вроде как потух, а оно ж дымится над головушкой, дымится. Значит, бурлит внутри лава, и как прорвет однажды, не будешь знать, куда спрятаться!

Вот откуда он такие слова находит, что слезы сами собой высыхают? Робби поднимает меня за подбородок и начинает тихонько петь: 

Прижимаюсь лбом к его лбу и подпеваю, шмыгая носом:

Мы оба смеемся, и оба сквозь слезы. Робби взъерошивает мне макушку и подмигивает:

— Ну что, для кормящих мам у нас отдельное меню! Садись, уже все готово.

Я удивленно смотрю на него:

— Какое меню?

Робби выставляет на стол красиво порезанную вареную грудку, тушенные овощи и нежирный сыр с сухариками. Наливает в высокий стакан компот из сухофруктов, еда так вкусно пахнет, что у меня даже голова кружится.

Растерянно разглядываю стол.

— Тимур говорит, надо обсудить с врачом… — но Робби меня перебивает:

— Все уже есть, Ника, вон у меня целая тетрадка исписана этими докториными рекомендациями. Я тебя каждый день жду, душа моя, все глаза проглядел, — а потом заговорщицки снижает голос: — Ждал он тебя, Ника, вот хоть режь меня на кусочки, ждал. И готовился.

Сажусь за стол и закрываю лицо руками. Что же за человек такой непонятный этот Тимур, а Робби как будто мысли мои читает. Снова шепчет, наклонясь к уху:

— Говорил я тебе, он не то, что пропащий. Просто как будто бродит в потемках, на преграды натыкается и бьется каждый раз больно. А ты у него как лучик света, — он снова оглядывается и продолжает доверительно: — Его совсем эти потери подкосили, ты ешь, ешь, не отвлекайся.

— Какие потери? — жую, мне так вкусно, что я сейчас Робби съем.

— Да директор детдома, где Тим наш вырос, умерла. А еще девочка эта детдомовская, к которой Тимур был очень привязан, Доминика, тоже. Он, кажется, опекуном хотел стать, но не вышло.

Чудом не давлюсь курицей и быстро хватаю компот — запить.

— Как умерла? — бормочу и снова пью, чтобы скрыть смущение.

— Не знаю подробностей, но он черный ходил, Ника. А мне сказал: «Все, Робби. Нет ее больше, моей Доминики, умерла она». И все. Тяжело столько всего даже для такого как Тимур.

Аппетит пропадает как и не было, жую на автомате, боясь себя выдать. Робби понял буквально, но я-то знаю, что Тимур имел в виду.

Он нашел мой дневник и Лаки. Проверить, что Доминика Гордиевская сменила имя на Веронику Ланину, дело одного дня. Особенно учитывая возможности Талерова.

Я для него умерла. Больше нет той маленькой Доминики, которая была по его словам всем, что у него есть. Осталась Ника — лживая предательница и воровка.

Я ведь сразу заметила, что он избегает называть меня полным именем, думала, это привычка. Нет, он оставил Доминике все то, что было хорошего в его памяти. А Нике досталось остальное.

Прикидываю, за сколько можно продать квартиру, которую отдала мне Сонька. Хорошо, если дадут десять тысяч, город маленький, и квартиры там дешевые. Но я не могу вот так продать квартиру и сбежать в никуда.

Сейчас нельзя об этом и думать, я не могу просто увезти дочь, меня найдут максимум через пару часов. Если я хочу исчезнуть, надо основательно подготовиться. А сейчас просто быть рядом с малышкой. И никто не должен догадываться о моих планах, даже Робби.

Пока я ем, входит та самая женщина, что передавала мне дочку. Тим говорил, это горничная.

— Тимур Демьянович попросил вас подняться к ребенку, пока в вашей комнате идет уборка.

Вскакиваю и, дожевывая на ходу, бегу из кухни. Робби машет тетрадкой и кричит вдогонку, что ждет меня на полдник и что мне положено шестиразовое питание.

Я читала о грудном вскармливании и сама знаю, что нужно много пить, даже если есть я много не могу. Поэтому с Робби мы будем видеться часто.

Перепрыгиваю через ступеньку, чтобы скорее оказаться наверху. Вбегаю в детскую — моя девочка спит, сладко причмокивая во сне. Опускаюсь на пол возле кроватки, смотрю на нее через бортик и наглядеться не могу. Самой не верится, что я могу к ней прикоснуться, погладить щечку, поцеловать пальчики.