Спорим, будешь моей - Елена Тодорова Страница 4

– Всем! – шепчет выразительно, будто кричит.

И, крутанувшись, быстро идет к воротам академии.

Громких скандалов посреди улицы мы, конечно же, не устраиваем. Не хватало, чтобы кто-то из знакомых увидел и донес родителям. Склоки и истерики – это неприлично. Это порочит честь семьи. У Богдановых все счастливы. Все дети здоровые и адекватные. Все семеро – умницы.

Молча догоняю Соню и примирительно беру за руку. Она не отбивается. Сжимает мою ладонь в знак тех чувств, которые, несмотря на все различия, неизменно будут между нами.

Только мне удается немного расслабиться, как мы приближаемся к элите. И мое сердце снова срывается с положенного места. Запрещаю себе смотреть в их сторону. Строго перед собой. Шаги до корпуса считаю. Однако, как я ни сражаюсь с внутренними ощущениями, зарождается уже знакомая буря. Колотит в груди. Разлетается буйными вихрями по всему телу. Сознание захватывает шум беспорядочных мыслей. Оглушающе стучит пульс.

И элита эта, как назло, замолкает, едва мы оказываемся рядом. Чувствую, что все внимание на нас обращают. Меня такой вихрь захватывает, кажется, что за секунду попросту какой-то приступ получу и свалюсь бездыханно.

– Эй, девчонки, за ручки ходите? А может, вы друг другу еще и вылизываете? Я бы посмотрел, – жесткий насмешливый голос прорезает воздух подобно молнии.

И, едва он стихает, пространство взрывает хор не менее грубого гогота.

Я вздрагиваю и неосознанно веду взглядом на этот звук.

– Ты дебил, что ли? – выдает Чарушин с какой-то неоднозначной ухмылкой и толкает Шатохина в плечо.

Я чувствую, как внутри меня, вместе со стыдом, взвивает злость. Очень сильная, нехарактерная и практически бесконтрольная. Когда встречаемся с Артемом взглядами, выдаю эти чувства с лихвой. Он тотчас принимает и отражает с соответствующей мощью. Я всего распознать не могу. Просто ощущаю, как меня накрывает с головой. Захлебываюсь. И резко отворачиваюсь.

Второй день на нервах проходит. А я просто пытаюсь понять, за что мне все это? Ежеминутно сокрушаюсь. В прошлом году ведь никто не цеплялся. Почему этот семестр начался так странно? Что я сделала не так? Чем заслужила? Соньке-то безразлично. Она откраснелась и, судя по всему, быстро забыла. А я не могу. Еще и сам этот Чарушин… Сидит в голове, хоть ты убейся.

Почему?

Я не хочу о нем думать. Не хочу все это испытывать. Хочу быть спокойной и уравновешенной, как раньше. Идти по коридору и никого не замечать. Не искать намеренно глазами… Ну, вот что за напасть?!

Господи, пожалуйста, пусть побыстрее пройдет…

Мысли резко обрываются, когда на одной из перемен я вижу Чарушина с девушкой. Они стоят очень близко, и он ей улыбается. Не так, как утром своим дружкам. Она… Она ему дорога. Я… Я не понимаю, что происходит. Но у меня вдруг с такой силой сжимается сердце, что дышать возможности не остается. Еще и Чарушин… Он вскидывает взгляд и ловит меня на том, как я пялюсь на них.

И стремительный разворот, конечно же, не стирает выказанной перед этим реакции. Судорожно прижимаю к груди папки и быстро иду в сторону лестницы, чтобы спуститься на цокольный этаж.

Коридор пустой. Большая перемена – все слились на перекус. Только я в кафетерий передумала протискиваться. Да и аппетит пропал. Какая еда? Мне бы дыхание нормализовать.

Только шум в голове стихает, улавливаю позади себя шаги. Не оборачиваясь, каким-то образом знаю, кто за мной идет. Ускоряюсь, конечно. Но не думаю, что это дает мне хоть какие-то шансы.

Приближается.

Тело разбивает дрожь. Дыхание с шумом срывается. Напряжение достигает невыносимого предела. Но, вот она – дверь. Влетаю в аудиторию. И, поддаваясь неясному порыву, быстро бью пальцами по выключателю. Будто поглотившая помещение темнота способна меня спасти… Крадусь вглубь аудитории, но шаги не стихают.

Он идет за мной.

Я оборачиваюсь и вжимаюсь спиной в стену. Разглядеть ничего не могу, и от этого мне вдруг становится страшно, хотя темноты я не боюсь. Просто где-то рядом он… Из-за этого все эти эмоции и вскипают. Я не могу их хоть как-то контролировать.

Отрывисто охаю, когда с очередным вдохом втягиваю запах Чарушина.

– Что тебе надо? – шепчу в темноту.

Язык с трудом шевелится. Губы дрожат.

– Ты, – заявляет он.

Тон уверенный, густой и тяжелый. Проникает внутрь меня, беспрепятственно захватывает мою нервную систему. Дыхание сбивается и переходит на частые поверхностные рывки. Сердце безумно скачет по груди. Железы производят безумное количество самых разных гормонов. Дикая смесь взрывает и разгоняет мою кровь, словно топливо.

Артем Чарушин… Рядом с ним я попросту схожу с ума.

– Что бы это ни значило, я против. Не заинтересована, прости, – несмотря на его поведение, пытаюсь быть вежливой. Жду, что уйдет. Но он, судя по всему, не двигается. Дернувшись, тут же врезаюсь в него. Врезаюсь и, пораженная физическим контактом, замираю. Меня колотит настолько, что и он, должно быть, ощущает. – Дай пройти, пожалуйста, – на этой простой просьбе еще и голос выдает всю силу моего волнения.

– Лиза, – тянет Чарушин с каким-то нездоровым паралитическим внушением. – Спорим, будешь моей?

Пытаюсь понять, как на это реагировать. Дополнительный всплеск эмоций – явно неправильный вариант. Но именно его выбирает мой организм, наплевав на риск погибнуть.

Упираюсь ладонями в его грудь. Кожу сразу жжет, будто не человека, а огня касаюсь. Только Чарушин не двигается. Собираю мысли, чтобы выразить еще какую-то просьбу.

Как вдруг… В двери трижды проворачивается ключ.

Нас закрыли.

Будешь моей, клянусь.

© Артем Чарушин

«Мне срочно нужно потрахаться», – трескучей молнией проносится по моим запревшим мозгам, едва я слышу, как в двери проворачивается ключ.

Учащенное дыхание Богдановой резко обрывается. Секунд пять сохраняется полная тишина. Я даже начинаю подозревать, что она «отстегнулась». Чтобы проверить, трогаю ладонями лицо. Она вздрагивает, будто током прикладываю.

Дикарка…

Блядь, да меня самого нехарактерной дрожью обсыпает. Рубит, словно первый раз к девчонке прикасаюсь. Смешно, сука. Смешно? На самом деле, шокирующее открытие. И я его умышленно задвигаю куда подальше.

– Ты… – бурный горячий выдох прилетает мне прямо в подбородок. Ловлю и там приход мурашек, и вновь удивляюсь столь острой реакции. Как это работает? – Не смей меня трогать… Пусти… – толкается сжатыми кулаками мне в грудь. Больше даже локтями, они зажаты между нашими телами. На деле кажется, что попросту боится нормально прикоснуться.  – Пусти, сказала…

У меня нет природной тяги делать хоть что-нибудь с девчонками против их воли. Обычно я не веду себя с ними как отморозок. Посткоитальный похуизм – самое страшное преступление, которое я периодически совершаю. Намеренно не обижаю. Целок избегаю. Но Богданову, как бы она ни билась, я отпустить не могу. Плющит от ее реакций настолько, что сознание плывет. Знаю, что любое мое действие Лизу шокирует. Догадываюсь, что любой контакт для нее – первый опыт. И жадно хочу сорвать это первенство. По всем, мать вашу, пунктам. Понимаю это и сам от себя охреневаю.