Леди Искусительница - Эйлин Драйер Страница 4

Карета круто развернулась на двух колесах и помчалась через арку. Кейт слышала, как копыта цокали по булыжнику, как камень царапал бока кареты. Кейт слышала крики конюха, погонявшего лошадей, и вдруг осознала, что это не кучер Боб.

Ей не сразу удалось сесть прямо. Она постучала в потолок, чтобы привлечь внимание кучера. Никто не откликнулся. Кучер не сбавил скорость, а погнал лошадей еще быстрее. Карета грохотала по Хай-стрит, упряжь на лошадях позванивала, как рождественские колокольчики. Кейт не была напугана. Она слишком рассердилась, слишком беспокоилась за Би, которую никак нельзя было оставлять одну на постоялом дворе.

— Чтоб ты провалился! — кричала она, толкаясь в окошечко.

Оно оказалось закрыто. Кейт снова застучала в потолок. Карета поехала быстрее, раскачиваясь и лишая ее равновесия.

— Я герцогиня! — вопила она, призывая на помощь титул, чего не любила делать, в надежде привлечь внимание. — Ты знаешь, что с тобой будет, если ты немедленно не остановишься?

Если сказать правду, то ничего бы не было. Ее брат Эдвин, герцог Ливингстон, сказал бы, что она заслужила это. Ее пасынок Освальд, нынешний герцог Мертер, был бы только доволен. Их отношения всегда оставляли желать лучшего. Но ей нужно попытаться что-то сделать. Ей нужно вернуться к Би.

Карета еще раз сделала рискованный поворот, а потом покатила прямо на что-то, по предположению Кейт, являвшееся ограждением. Она едва успела ухватиться за ремень, чтобы не упасть. Она чувствовала себя так, словно ее избили, и прикидывала, сколько еще ей предстоит пережить, прежде чем идиот, гнавший лошадей, наконец остановит их.

Это соображение заставило ее задуматься. Кто этот идиот? Когда он остановится? Почему он не обращает внимания на ее сигналы? Почему не сбавил скорость, проезжая по городу с его оживленными улицами? Кейт не слышала окриков и боялась за пешеходов. Она попыталась отдернуть шторки, но те не сдвинулись с места. Раздался треск, кто-то закричал — она сжалась.

— Вы сошли с ума? — выкрикнула она, снова барабаня по потолку. — Остановитесь!

Может быть, это похищение? Она ведь богата. Но кому придет в голову, что найдется человек, который заплатит, чтобы вернуть ее?

— Вы меня слышали? — кричала она. — Я сказала, что я герцогиня. Богатая герцогиня! — На этом можно сыграть. — Дайте мне сойти, и я заплачу вдвое больше того, что заплатят вам. А если вы отвезете меня к моему брату герцогу, я заплачу втрое!

Не успела она выкрикнуть это, как похолодела.

Ее брат.

Боже. Эдвин. Он много лет угрожал упрятать ее куда-нибудь за то, что она, по его мнению, вела себя недостойно Хиллиардов. Неужели он видел ту картину? Неужели все это связано с ней?

Кейт решила не паниковать. Она отказывалась верить, что брат смог бы заточить ее за поступок, которого она не совершала. Когда она увидит его, она так ему и скажет.

Хотя лучше бы ей совсем не встречаться с ним. Ей надо найти выход прежде, чем он совершит что-нибудь непоправимое.

Карета ехала слишком быстро. Кейт держалась за ремень, но ее все равно кидало из стороны в сторону. Если она попытается спрыгнуть, то скорее всего разобьется. Она громко засмеялась. В жизни есть вещи пострашнее, чем разбитая голова, и эта маленькая прогулка чревата многими из них. Она выпрыгнет, и будь что будет.

Набрав в грудь воздуха, она перекрестилась и взялась за ручку двери.

Ручка не поддалась. Она попыталась повернуть ее, подергала. Бесполезно. Двери были каким-то образом заблокированы. Решив, что можно по крайней мере привлечь внимание прохожих, она снова попыталась отодвинуть кожаные шторки — и обнаружила, что те прибиты гвоздями. Она и в самом деле оказалась в заточении.

Только теперь она начала понимать, насколько безнадежным было ее положение. Проклятый Эдвин.

Ей надо как-то связаться с Дикканом. Он вступится за нее. Он по крайней мере сможет пригрозить ее брату всеобщим порицанием, а Эдвин не переносил таких вещей.

Диккан где-то в тридцати милях отсюда хоронит отца. Слишком далеко, рассчитывать на быстрое спасение не приходится. К тому же Диккан слишком потрясен внезапной смертью отца, чтобы озаботиться проблемами Кейт.

Ей следовало быть умнее. Раньше она не попадала в такие переделки. Почему сейчас?

— Пожалуйста, — громким шепотом произнесла она, зная, что ее мольба не будет услышана.

На постоялом дворе люди только начинали осознавать — что-то случилось. Конюхи привыкли видеть кареты, выезжавшие на дорогу через эту каменную арку. Целое поколение молодых щеголей отказывалось покидать постоялый двор иначе, чем под аркой. Поэтому очевидцы происшествия не слишком удивились, увидев пожилую леди, стоявшую в большом недоумении с открытом ртом и издававшую невнятные бессмысленные звуки. Похоже, молодая леди, с которой она разговаривала, уехала, оборвав разговор. Даже тем, кто не отличался сообразительностью, было ясно, что старушка не совсем в своем уме.

Прохожие неодобрительно смотрели, как старая леди заметалась с криками: «Сабинянки!» — все еще протягивая руку в сторону уехавшей кареты.

Но когда она начала петь, все замерли и не сводили с нее глаз.

— Трэшер, сюда! — пела она, откинув голову и раскинув руки. — Трэшер, сюда! Леди Кейт. За ней! Она в карете! За ней. Трэшер, сюда!

И словно во всем этом был какой-то смысл, внезапно из-за угла от конюшен выбежал нелепый человечек в малиновой, с золотом, ливрее и бросился к старой леди.

— Я говорю — туда! — пела старая женщина, указывая рукой в сторону улицы, на которой только что исчезла карета. — Четверка гнедых, незнакомый кучер. За ними, Трэшер, ступай!

Эта сцена никого не оставила равнодушным. А тощенький, угловатый мальчишка, ни секунду не помедлив, помахал старушке и помчался вслед карете, как заяц, в которого выстрелили из ружья. Что до старой леди, она осталась стоять как стояла, слезы текли по ее щекам. Люди, остановившиеся послушать пение, покачали головами и разошлись по своим делам.

Кейт лихорадочно обшаривала карету. Не для того, чтобы бежать; она знала, что карета очень прочная, в ней трудно проделать брешь. Она искала оружие. Надежды найти его почти не было, попытка стоила ей новых синяков, ведь ее бросало ее из стороны в сторону, но она упорно обдирала подушки и боковые стенки салона, разрывала все, что можно, пока внутренность кареты не стала выглядеть так, как если бы внутри бушевало обезумевшее животное.

Разница небольшая, думала она, впадая в еще большую ярость от того, что ей не удалось для собственной защиты вооружиться ржавой пружиной. Все, на что она могла рассчитывать, — три шляпные булавки и туфли. С другой стороны, она не раз весьма результативно использовала шляпные булавки.

Если бы только ей удалось проделать отверстие и увидеть дневной свет. Карета, казалось, сомкнулась над ней, лучи солнца не проникали внутрь, остались только сумрак и скорость.