Кровавая месса - Жюльетта Бенцони Страница 4

Де Бац познакомился с леди Аткинс еще во время ее первого приезда в Париж, но их отношения стали ближе после кровавых потрясений, которые пришлось пережить Франции. Барон знал, что может полностью на нее рассчитывать. Уже несколько раз корабли барона высаживали на английский берег в Саутуолде или Лоустофте несчастных эмигрантов, и щедрая женщина всегда заботилась о них. Постепенно вокруг нее собрался кружок преданных ей друзей-французов, из рассказов которых она по крупицам собирала сведения о Марии-Антуанетте. Человек, приезжающий в Кеттерингэм-холл, мог не сомневаться, что всегда встретит там нескольких эмигрантов, пережидающих в уголке у камина худшие времена.

Де Бац уже несколько раз бывал в замке и уверенно постучал в дверь кованым молотком. Ему навстречу вышел Брент, мажордом, и приветствовал его с той долей энтузиазма, которую можно ждать от английских слуг — чуть более низкий поклон, сдержанная улыбка и вежливые слова:

— Приезд господина барона большая радость для нас, несмотря на тяжелые времена. Миледи будет счастлива.

Эта маленькая речь была произнесена тоном торжественной грусти, и тут барон заметил, что мажордом одет в черное и что в доме Шарлотты Аткинс траур. В вестибюле, на виду у каждого входящего, между двумя рыцарскими доспехами висел портрет Людовика XVI, увитый черной траурной гирляндой и освещенный свечами двух массивных канделябров. Казалось, рыцари прошлого опираются мечами о постамент, охраняя монарха. В этом было что-то мистическое.

В вестибюле царил леденящий холод — в огромном камине не разжигали огня, сочтя, вероятно, его блеск слишком веселым при подобных обстоятельствах. Де Баца это не удивило: англичане всегда полагали, что холод в комнате и сквозняки идут только на пользу здоровью, и для них жара начиналась с девятнадцати градусов тепла. И хотя барона тронуло такое отношение к смерти его обожаемого монарха, он, сын солнечной Гаскони, с тоской вспомнил о каминах в собственном доме. Путешествуя в тумане и сырости, Жан порядком промерз.

Барон с нетерпением ждал возвращения мажордома, но перед ним предстала сама Шарлотта Аткинс. Ее волосы принесли немного света в мрачный темный вестибюль.

— Неужели вы здесь! — тепло воскликнула она. — Ах, друг мой, вы даже не можете представить, как порадовали меня вашим приездом. Я тронута до глубины души тем, что вам захотелось оплакать эту утрату вместе со мной…

Шарлотта протянула ему обе руки и сделала два шага навстречу. Барон вздрогнул. Черное платье с белым муслиновым воротником и манжетами явилось точной копией того, что, по рассказам, сейчас носила в Тампле Мария-Антуанетта. Прическа под кружевным чепцом, рост, фигура и даже черты лица — все напоминало ему королеву. Жану на мгновение показалось, что перед ним предстала его несчастная повелительница. Правда, Шарлотта Аткинс была немного моложе, и глаза ее сияли, тогда как в очах королевы тревога и горе погасили огонь. Но, очевидно, их сходство усилилось бы, если присыпать Шарлотте волосы пудрой: поговаривали, что королева поседела…

Неожиданно для себя барон почтительно поклонился и поцеловал протянутые руки.

— Мне некогда проливать слезы, леди Шарлотта. Мой король умер… В какой-то момент мне показалось, что я схожу с ума. Но его наследник жив, и только о нем я должен теперь думать и тревожиться.

— Вы правы, но разве не следует в первую очередь спасти мать наследника? Именно Марии-Антуанетте грозит наибольшая опасность! Но нам не стоит оставаться здесь. Вы проголодались, я знаю. Сию секунду позвонят к завтраку.

И в самом деле в глубинах замка зазвонил колокол. Молодая женщина взяла барона под руку и повела его в гостиную, где в десять часов утра подавали завтрак — первую и самую важную трапезу дня. Де Бацу были знакомы и обстановка, и церемониал, поэтому, войдя в гостиную, он ничему не удивился. Здесь все было так, как принято в богатых английских домах, — портреты предков на стенах, бильярдный стол, пианино, книги и журналы. Но посреди этого стояли чайные столики с расставленными на них чайниками, корзинками с хлебом разного сорта, горшочками со сливками, сахаром, вареньем, блюдами с ветчиной, яйцами, колбасой и горшочками с овсяной кашей. Все рассаживались, как кому удобно, вокруг разных столиков, это позволяло поговорить с тем, с кем хотелось, и приходить к завтраку в любое время. Поскольку в замке всегда присутствовали гости, час завтрака был временем свободы. После еды можно было выйти на прогулку, почитать, помузицировать или просто вернуться в свою комнату.

Шарлотта Аткинс поприветствовала собравшихся в гостиной людей высоким певучим голосом и собиралась уже позвать лакея, чтобы тот обслужил барона. Но тут один из мужчин оставил свою тарелку с омлетом, вскочил и бросился к де Бацу с распростертыми объятиями:

— Мой дорогой Жан! Какая удача встретить тебя здесь! Ты наконец решил присоединиться к нам?

— Нет. Я здесь проездом. Позже я вернусь в Париж.

— Ты смелый человек. В Париже сейчас, должно быть, ужасно, и что ты сможешь сделать там один? Тебе следовало бы остаться здесь, с нами…

— Я не настолько одинок, как ты себе это представляешь. И потом у меня в Париже дела. Но что делаешь здесь ты?

— Ничего. Просто живу… и смертельно скучаю.

В это де Бац охотно поверил. Клод-Луи де ля Шатр, граф де Нанес, генерал-лейтенант королевской армии, принадлежал к разряду людей деятельных. Барон относился к нему с симпатией, несмотря на то, что в свое время этот дворянин был приближенным брата короля графа Прованского. Де ля Шатр оказался скомпрометированным в деле Фавра — тогда злоумышленники собирались похитить короля и посадить на престол его брата. Графу пришлось бежать, поскольку брат короля, руководивший заговором, отдал Фавра в руки правосудия и даже не попытался ему помочь. Это случилось в 1790 году, и несчастный маркиз де Фавра не смог даже умереть как подобает дворянину: его просто вздернули, будто обыкновенного воришку, на Гревской площади. Ля Шатр бежал, оставив во Франции жену и многочисленных любовниц…

Необходимо заметить, что граф женился по глупости на дочери Бонтана, лакея Людовика XVI, оказавшейся настоящей мегерой. Впрочем, де ля Шатр и не пытался с ней поладить, потому что довольно быстро влюбился в очаровательную графиню де Бофор, жену эмигранта. Госпожа де ля Шатр, которой донесли о неверности мужа, воспользовалась случаем и потребовала раздельного проживания до развода, который после падения монархии стал возможен. Не теряя времени даром, госпожа де ля Шатр начала процесс против госпожи де Бофор, пытаясь вернуть себе участок земли, который граф подарил своей любовнице. Каково же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что эта красавица обладает не меньшей склонностью к сутяжничеству, чем законная супруга графа.

Между прочим, барон де Бац сыграл в атом деле свою роль. За год до происходящих событий он по просьбе графа нашел для госпожи де Бофор управляющего, некоего Люлье. До революции этот человек был всего лишь ловким маклером с улицы Вандом, а теперь он занимал важный пост прокурора-синдика. Скрываясь за республиканской вывеской, Люлье отлично и честно управлял собственностью многих эмигрантов, среди которых был и де ля Шатр. Что, впрочем, не мешало Люлье всячески доказывать свою верность революции. Он, например, согласился заплатить дополнительный «гонорар» четверым палачам, убивавшим несчастных дворян в сентябре, за то, что они «проработали два дня подряд».