Очарованная вальсом - Барбара Картленд Страница 4

— Да, я помню вашу матушку, — проговорил князь и сам поразился тому, каким странным, словно звучащим откуда-то издалека стал его голос.

В каком-то отрешенно-расслабленном состоянии он распечатал конверт.

«Я очень больна. Врачи говорят, мне не выжить, но, когда я умру, Ванда должна будет отправиться к сестрам моего покойного мужа в Баварию. Это пожилые суровые дамы, совершенно неспособные понимать молодых. Подарите ей немного радости, прежде чем она уедет к ним и попадет под их власть, подарите ей немного веселья, немного музыки, чтобы она это запомнила… Простите мне эту просьбу, но, я думаю, вы поймете меня, когда увидите мою дочь. Карлотта».

Прочитав написанное, Меттерних аккуратно сложил лист бумаги с такими простыми и такими трагическими словами. Посмотрел в сторону окна. Потом снова на девушку. Та теребила в волнении край плаща.

— Ваша мать… умерла? — негромко спросил Меттерних.

— Да, в начале лета, ваше сиятельство, — тоже негромко ответила девушка. — Вы… помните ее?

— Да, помню.

На ее губах расцвела улыбка — так прорывается луч солнца сквозь апрельские облака.

— Я очень рада. Хотя опасалась, что она могла ошибаться. Когда люди болеют, у них безмерно разыгрывается воображение, а моя матушка очень долго болела… — Она замолчала, ожидая, что скажет князь.

— Да, конечно же, я помню ее, — повторил князь Меттерних и, вновь задержав взгляд на голубых глазах посетительницы, на ее темных ресницах, спросил чуть охрипшим голосом: — Сколько… Сколько вам лет?

— В следующем месяце исполнится восемнадцать.

— В следующем месяце! — чуть слышно повторил князь. — И вам при крещении дали имя Ванда?

— Если быть точной, Ванда Мария Клементина, — одарили его улыбкой.

— О! — негромко воскликнул князь и неконтролируемым движением приложил пальцы ко лбу.

Если ему и требовалось доказательство, то вот оно. Он Клеменс, она Клементина. Воспоминания о вечерах в маленьком охотничьем домике нахлынули на него так живо, что на миг ему показалось, что это не Ванда стоит перед ним, а его Карлотта. Она протягивает к нему руки, ее губы жаждут его поцелуев, ее гибкое тело дрожит от страсти и счастья… Только у Карлотты глаза были серые, а у Ванды голубые — такие же, как у него!

Сделав над собой усилие, князь заставил себя вернуться к реальности. Девушка напряженно следила за ним — ждала от него каких-нибудь слов. В ее глазах застыл немой вопрос. Позволит ли он ей остаться здесь, принять участие в праздничных увеселениях?

— Итак… вы должны… ехать в Баварию и там жить, — заговорил Меттерних, выигрывая время и пытаясь собраться с мыслями.

— Так сказала моя мама. Я стараюсь не думать о том, каково это будет — жить без нее. Но только мне больше некуда податься, некуда… но, боже мой, как мне не хочется ехать в эту Баварию!

В чистом юном голосе прозвучала неожиданная нотка страсти.

— Не любите своих родственниц?

— Дело не только в них, ваше сиятельство, они, в сущности, довольно добры, но так тяжело оставлять все, что мне так знакомо, так дорого… особенно Австрию…

— Вы любите Австрию?

— Да, очень!

Верная мысль — даже, можно сказать, спасительная — пришла к нему, как всегда, спонтанно, озарила, как вспышка молнии. Свою комбинацию он увидел сразу, как видит ее опытный шахматист, только не пешки были на доске Клеменса Меттерниха, а люди. Он молил Элеонору о чуде? Так вот оно, перед ним…

Меттерних выдержал длинную паузу, в продолжение которой сохранял задумчивый и серьезный вид, потом внимательно посмотрел на просительницу, терпеливо ожидавшую его слов, и будто бросился в холодную воду бурной горной реки, не застывающей даже зимой.

— Вы сказали, что вам дорога Австрия, — тихо и полувопросительно произнес князь, следя за выражением лица очаровательной патриотки. — В таком случае… вы готовы сделать кое-что для нее?

— Конечно, все, что угодно, ваше сиятельство! — пылко ответила девушка, перестав теребить край плаща и соединив ладони в молитвенном жесте.

— Уверены в этом?

— К чему слова? — Она прижала руки к груди. Этот молитвенный девичий образ тронул Меттерниха до глубины души. — Если нужны тому доказательства, поручите мне дело, пусть сложное, трудное, и я справлюсь с ним, обещаю!

— Мне кажется, я вам поверил… — медленно проговорил князь. — Но теперь, прежде, чем мы продолжим наш разговор, прошу простить меня за то, что я забыл о своих обязанностях хозяина дома. Вы проделали долгий путь, должно быть, устали, и у вас пересохло в горле. Присаживайтесь, я налью вам вина.

— О, нет, не беспокойтесь, — быстро ответила Ванда, махнув рукой. — Я остановилась в гостинице на окраине Вены. Хотела привести себя в порядок, прежде чем явиться сюда.

Он улыбнулся. А она не простушка, как можно было бы того ожидать! Это милое, очаровательное дитя проявило завидную дальновидность. Ей предстоял непростой разговор. И она к нему подготовилась. Позаботилась о своей внешности и даже успела перекусить. Все это говорит в ее пользу… Он всегда ценил в людях такую предусмотрительность. Эта девочка унаследовала от отца не только голубые глаза!

— По крайней мере, позвольте предложить вам кресло, — продолжал князь с улыбкой, устоять перед которой, как он знал, не могла еще ни одна особа женского пола.

Ванда изящно уселась в предложенное ей кресло, и села в нем прямо, с врожденной грацией. В глазах ее читалось возбуждение и радостное предвкушение приключения — об этом говорил ее доверчивый взгляд и все ее личико, обращенное к князю.

— Перед тем как вы пришли, я молил небо послать мне чудо, которое поможет мне справиться с одной проблемой, — интригующе и негромко начал речь Меттерних. — Мне кажется, в ответ на мою мольбу судьба и послала мне вас…

— И что же… Что же я должна сделать… такое?

— Вот об этом я и собираюсь с вами поговорить. Для того, что я хотел бы вам предложить, потребуется… — Он исподлобья взглянул на Ванду. Ему было интересно следить за ней — бесхитростной и простодушной, однако при этом с живой и точной реакцией. Чего желать лучше для того дела, которое уготовано даром небес? — Потребуются храбрость и выдержка. Но прежде всего рассудок.

— Я готова, ваше сиятельство. — Взгляд Ванды и выражение ее лица стали совсем другими. Как чутко она реагирует на услышанное! Сейчас она смотрела на князя со всем вниманием, и лицо ее стало неожиданно взрослым — она сжала губы, и возле них в уголках обозначились едва заметные вертикальные складочки.

— Отлично. — Князь не давал прорваться наружу зародившейся в его сердце радости. Рано, рано еще ликовать! Не сделано ни единого шага. — Я постараюсь как можно доходчивее объяснить, чего хотел бы от вас.

— Да-да, пожалуйста, я вас слушаю…