Скандальные признания - Маргерит Кэй Страница 4

Она должна разбудить графа. Или, по крайней мере, слуг. Дебора нахмурилась. Что бы этот человек ни украл, он явно преследовал какую-то тайную цель, поскольку при нем не было мешка награбленного. Возможно, какие-то бумаги? Несмотря на огромную неразбериху в делах Джереми, на которую его кузен не упускал возможности пожаловаться, имя лорда Кинсейла еще играло заметную роль в правительстве. Может, этот человек шпион? В таком предположении куда больше смысла, и хотя война давно закончилась, это явно не препятствие. Но он ни словами, ни видом не походил на предателя.

Дебора издала приглушенный смешок, в котором неожиданно прозвучала истерическая нотка. Она совершенно не представляла, как должен выглядеть шпион.

Впрочем, это не имеет никакого смысла. Ей запоздало пришло в голову, что лорд Кинсейл, увидев ее на улице в ночной рубашке глубокой ночью, этого не поймет и не одобрит. Захочет узнать, почему она сразу не подняла тревогу, и что ей ему ответить? Кроме того, вор ей не угрожал. Она даже не сильно-то испугалась, скорее… скорее что?

Мысль, что предстоит мучительный допрос Джейкоба, натолкнула на решение. Она не даст ему лишней возможности обращаться с ней как с ничтожеством.

Пора бы уже вырваться из его цепких лап и этого гиблого места. Слабое утешение, очень слабое, но неспособность родить наследника имела и свое преимущество. Она не обязана поддерживать тесные отношения с семьей своего покойного мужа. Может, лорд Кинсейл и жалел каждый пенни ее жалкого вдовьего пособия, которое еще и постоянно задерживал, но вряд ли откажется платить совсем. Так или иначе, она решительно настроена прожить без него. Это ее последний визит в Кинсейл-Мэнор, дьявол забери все последствия!

Заметно приободрившись, Дебора аккуратно закрыла за собой входную дверь и взбежала на третий этаж в свои покои. Что бы ни унес с собой этот дерзкий взломщик, пусть это обнаружится утром. Он скрылся, и разбуженные домочадцы его не вернут.

С широким зевком она сбросила с себя накидку, распустила шнуровку грязных ботинок, скинула их и сунула за буфет, подальше от любопытной горничной. Мельком глянув на себя в зеркало, скорчила гримасу. Выражение лица взломщика перед поцелуем не оставляло сомнений, даже несмотря на ее папильотки. Не то чтобы она была в этом экспертом, но тем не менее не сомневалась. Он хотел ее.

Дебору окатила волна жара. Интересно, каково это — подчиниться ему? Она подтянула простыни повыше, зачарованная этой мыслью. Желание. Она обхватила себя руками, закрыла глаза и вызвала в памяти бархатистое прикосновение его губ. Соски под ее пальцами набухли, перед закрытыми веками полыхнуло алым. Желание, обостренное опасностью. То самое темное похотливое желание, что возносило к самым высотам страсти Беллу Донну — героиню скандальных романов, ставшую постоянной темой в светском обществе. Желание, которого она никогда не испытывала.

Желание. Дебора скользнула в приветственные объятия темной постели, ее руки медленно прошлись по хлопковой ночной рубашке до самого низа. И даже дальше.

Стиснув закрытые веки, она отдалась воображаемым ласкам сильного и опытного любовника.

Утром она проснулась гораздо позже обычного и, выплывая из глубин сна, услышала оглушительные крики и шум домочадцев. Одевшись в плотное кашемировое платье — Кинсейл-Мэнор, по причине своего древнего возраста и скупости последнего хозяина, был неприятно холодным и продуваемым домом, — Дебора стала снимать папильотки перед зеркалом. По причине стесненных средств она не могла позволить себе роскоши держать личную горничную, хотя леди Кинсейл усиленно предлагала ей свою «дорогую Доркас». Однако та была строгим и чопорным созданием и твердо верила, что вдова должна убирать волосы под капор и скреплять их целой батареей острых шпилек, чем острее, тем лучше.

Потому приходилось самой заниматься своим туалетом почти всю жизнь. Она быстро сделала себе прическу, закрепила повыше длинные белокурые локоны и перекинула их через плечо. Платье тоже было ее творением, простое синее, без всяких французских штучек и оборочек, столь любимых «Репозиторием Акермана» [3].

Она ненавидела траурные платья, которые приходилось носить после смерти Джереми, превращавшие ее в старуху. Однако понадобилось целых шесть месяцев после официального года траура, чтобы от них отказаться. Она оценила сообщаемую ими безликость. И созвучно с другими подобными, пусть и цветными платьями, синими, серыми, коричневыми, которые носила сейчас, Дебора чувствовала в душе какую-то неопределенность, незавершенность. Словно заброшенный недорисованный холст.

Эти уничижительные мысли прервал торопливый стук в дверь.

— Прошу прощения, ваша светлость, его светлость просит вас срочно спуститься в длинную гостиную.

Горничную просто распирало от новостей, она даже не успела сменить коричневый фартук, в котором утром разжигала камины.

— Там уже всех собрали, — сообщила она Деборе и потрусила по узкому коридору, соединявшему самое старое, и самое сырое и холодное, крыло Кинсейл-Мэнор с главным домом. Его строил еще прадед Джереми. — Хозяин хочет знать, не слышал ли кто-то его.

— Слышал кого? — переспросила Дебора, отлично понимая, что девушка могла иметь в виду только одного человека — взломщика.

Ей надо было разбудить Джейкоба, но даже сейчас ни капли не сожалела, что не сделала этого. Если уж совсем начистоту, то какая-то часть ее души, крошечная и злорадная, которой она ничуть не гордилась, даже радовалась. Ну, или по меньшей мере не переживала. Джейкоб забрал у нее то, что не успел забрать Джереми. И какой бы ценной ни была та вещь, ее кража Дебору ни на йоту не волновала. Более того, она и дальше будет молчать о том, что видела. Ни за что не признается, как бродила по окрестностям, чтобы не спровоцировать очередную проповедь. Ни за что!

— Прости, что ты говорила? — Дебора осознала, что горничная все это время что-то рассказывала. Они уже подошли к гостиной. Дверь была широко распахнута, и сквозь проем виднелась длинная шеренга слуг. Весь штат Кинсейл-Мэнор. В торце комнаты, под своим собственным портретом, стоял лорд.

— Нам лучше побыстрее войти, миледи, — прошептала горничная. — Кроме нас, все уже в сборе. — Она быстро перебежала к служанкам, беспокойной толпой окружившим домоправительницу. Миссис Чемберс, бывшая здесь кастеляншей еще при Деборе, неодобрительно глянула на нее.

Привыкшая к такому обращению, Дебора прошла через всю комнату и приблизилась к графу. Портретная рама была открыта как дверца, за ней виднелся сейф. На губах Деборы мелькнула горькая улыбка. Джереми показывал ей сейф, когда они только поженились, хотя в те времена его скрывал портрет старого графа.

— Наша казна пуста, — сообщил ей тогда Джереми. — Хотя это не надолго, спасибо тебе, моя дорогая женушка.

Потом он узнал, что придется ждать несколько лет, прежде чем она сможет вступить во владение майоратом и всем своим состоянием, но его отношение изменилось не с этой новостью, а когда он перестал притворяться.