Идеальный герой - Виктория Коннелли Страница 4

Кей промолчала.

— Это мешает работе. Нельзя путать такие вещи. Ни в коем случае. Работа есть работа. Забава есть забава.

— Но это вовсе не забава, мистер Барнум. Это моя страсть!

Глаза мистера Барнума округлились, как будто возмутительное, на его взгляд, слово «страсть» могло перепрыгнуть через стол и поранить его.

— Если честно, — заявила Кей, довольная произведенным эффектом, — я намерена забавляться и дальше. Дело в том, что мне сейчас позвонили и сообщили, что очень скоро я получу кое-какие деньги. Недавно я получила в наследство недвижимость, которая уже продана, и теперь подумываю о переезде.

— О переезде? — переспросил мистер Барнум.

— Да. Поближе к морю. Мне всегда хотелось жить на побережье. Это тоже моя страсть, хотя и не единственная. Можете считать, что о своем увольнении я вас предупредила. Письменное заявление я, разумеется, тоже подам — после обеденного перерыва, то есть буквально сейчас.

Кей встала и улыбнулась мистеру Барнуму: теперь, зная, что расстается с ним, она уже не скупилась на улыбки.

Вернувшись вечером домой, Кей рухнула на диван, сбросила туфли и вздохнула. Она чувствовала себя опустошенной.

«До чего же утомительное это занятие — принятие решений», — подумала она.

Усталость, впрочем, была приятного свойства: Кей все-таки подала заявление об уходе и теперь улыбалась, вспоминая выражение лица Роджера Барнума. Он впервые удосужился взглянуть на нее — и рассмотреть как следует. Обычно его глаза безразлично скользили по ней, когда он совал ей очередную кипу бумаг.

Кей подумала, что и сама она, пожалуй, впервые взглянула на себя более пристально. Ей минул тридцать один год. По современным понятиям она далеко не старуха, но и девчонкой ее не назовешь. Столько лет потрачено неизвестно на что! Во времена Джейн Остин тридцатилетний рубеж был для женщин роковым. После него, если ты не замужем, все считали тебя старой девой.

Следовало немедленно наверстать упущенное — чего еще ждать? Как там написала Пегги?

«Соверши для себя чудо!»

— И совершу! — пообещала Кей. — Я ваша должница, Пегги!

Она встала с дивана, налила себе бокал вина, продолжая обдумывать то, что случилось с ней за последние месяцы. Все еще не верилось, что теперь она вполне состоятельная женщина. Никогда у нее не было столько денег, и Кей решила их потратить с максимальной пользой.

Она переедет жить к морю, — по крайней мере, это Кей знала точно и, будучи горячей поклонницей Джейн Остин, в седьмой раз перечитывающей «Доводы рассудка», не сомневалась, что поиски подходящего места надо сосредоточить на Лайм-Реджисе. Уже раз десять она «гуглила» этот городок, рассматривая радующие глаз фотографии: живописные рыбацкие хижины, центральную улицу, спускающуюся к синему-синему морю, и серую громаду Кобба. Все они словно звали ее к себе.

«Ну же, Кей! Чего ты ждешь? Давай приезжай! Ты ведь сама сюда стремишься!»

Выросшая в удаленном от моря Хартфордшире, Кей не раз гадала, каково это — жить на побережье. Ей вдруг припомнилась поездка с родителями на каникулы в Северный Норфолк. Погода, если не считать двух восхитительных, пронизанных солнечным светом дней, выдалась отвратительная, и Кей бо́льшую часть времени вынуждена была провести в летнем домике, в обществе беспрестанно ссорившихся мамы и папы. Она изо всех сил старалась отгородиться от них, обложившись горой потрепанных книжек, которые она откопала в лавке старьевщика. Истории об удалых разбойниках и красавцах-рыцарях были незаменимым снадобьем, но сейчас она удивлялась: как то печальное путешествие не отбило у нее охоту переселиться к морю?

Но чем она будет заниматься в Лайм-Реджисе? Купит совсем дешево какой-нибудь домишко и станет жить в нем затворницей на оставшиеся деньги, рисовать и ждать, когда же ее иллюстрации опубликуют? Прежде Кей не удавалось посвящать все свое время рисованию, но сама эта мысль, как ни странно, ее пугала. Что, если у нее не достаточно таланта? Если на поиски издательства уйдет не один год и она потратит все наследство Пегги? Кей была довольно практична, и перспектива остаться без средств к существованию ей не улыбалась. Будь на ее счету хоть сотни тысяч — впереди еще долгая череда лет: Кей собиралась дотянуть до преклонного возраста. К тому же всю свою сознательную жизнь она работала. Возможно, контора Барнума и Мейсона не лучшее место работы, но Кей могла гордиться тем, что ни от кого не зависела и сама оплачивала счета. Так что же она будет делать в домике у моря в Лайм-Реджисе?

«Есть только один способ это выяснить», — сказала она себе.

С шефом Кей договорилась, что перед увольнением возьмет причитавшийся ей очередной отпуск, и это означало, что в ближайшие выходные можно уехать в Лайм-Реджис, не опасаясь опоздать на работу в понедельник.

Допив вино, Кей отправилась наверх паковать чемодан. Ее не покидало ощущение, что Пегги — как бы она сейчас ни выглядела — одобрительно улыбается ей с высоты.

Всю свою жизнь Адам Крейг провел в Лайм-Реджисе, точнее в деревушке Марлбери в Маршвудской долине, в нескольких милях от приморского городка. Он изучал английский в Кембридже, недолго работал в Лондоне, но жить всегда хотел только здесь. Нигде на свете не было таких извилистых проселков, и каменных лачуг, и просоленного морского бриза, приятно обдувающего лицо, куда бы ты ни шел. Адам любил гряду холмов, на которые по весне выгоняли отары овец, живые изгороди, усыпанные цветами летом, разноцветные кроны деревьев осенью и серую гладь моря зимой. У каждого времени года были свои прелести, и Адам одинаково радовался каждому из них.

Его родители двенадцать лет назад переехали в Калифорнию. Отец, державший в Хонитоне антикварную лавку, рано отошел от дел и решил попытать счастья в виноделии, прикупив виноградник в долине Напа. Адама тоже звали поехать туда, но он отказался. Сельские и прибрежные дорсетские пейзажи стали частью его души, и расставание с ними означало еще и разлуку со старенькой бабушкой.

Восьмидесятичетырехлетняя Нана Крейг жила в соседней с Марлбери деревушке, в домике с соломенной крышей. Из всей семьи она была самым близким Адаму человеком. Пока его родители занимались торговлей, Нана Крейг промывала их сынишке сбитые коленки, она же купила подросшему внуку первые футбольные бутсы, а с тех пор, как он, уже юношей, начал марать бумагу, сочинив довольно неуклюжий романтический опус «Принцесса и пират», — читала все его сценарии. Правда, иногда Адаму хотелось, чтобы память у бабушки была чуть-чуть похуже.

Вот уже десять лет он был сценаристом и кинопродюсером и все это время думал об одном проекте — какой драматург, живущий в окрестностях Лайм-Реджиса, не обратит внимание на роман Джейн Остин «Доводы рассудка»?

Если честно, в юности Адам отнюдь не восхищался Джейн Остин, но разве найдется парень, который был бы от нее в восторге? Ее же читают одни девчонки! Все эти бесконечные гости и растянутые на целые главы рассуждения о чужом богатстве — разве может подобная чепуха поразить воображение молодого человека? Но, повзрослев и став писателем, он постепенно начал отдавать должное ее произведениям, в особенности «Доводам рассудка», и три года назад начал работать над постановкой этого романа. Все шло просто великолепно. С энтузиазмом взявшись за дело, Адам смог заручиться согласием Терезы Хадсон, режиссера с громким именем. Она поставила множество исторических кинодрам, а за недавнюю экранизацию романа Томаса Харди «Двое на башне» получила премию Британской академии киноискусства и телевидения. На съемках этого фильма в Дорсете они и встретились, чтобы обсудить идею «Доводов рассудка».