Вкус страсти - Дженнифер Блейк Страница 4

Боже, но какая же она услада для взора, несмотря на плотную ткань, скрывающую волосы! Из прически выбилось несколько непослушных золотисто-каштановых прядей, завившихся на влажном воздухе, подчеркивающих прелесть ее нежной и тонкой кожи, в то время как темные омуты ее глаз, своим насыщенным цветом напоминающие самый лучший эль, таили в себе все секреты женственности. В одеждах из тонких тканей, цвета которых соперничали с закатным солнцем, она была явлением из другого мира — мира, совершенно ему неизвестного. Но какая же она сладкая ягодка, как идеально ее изгибы подходят его телу! Он уже почти позабыл, какие мягкие тела женщин, как дивно они пахнут, как они гибки…

Впрочем, он, похоже, ошибся на этот счет. Она вцепилась в его руку, беспокойно ворочалась и дышала тяжело, словно загнанный мул. Ранить его она не могла, как и сбежать, что наверняка и сама понимала, но ведь это не помешает ей…

Его губы обожгло проклятие. Он ослабил хватку на ее талии, но тут же снова прижал Маргариту к себе, так как она забилась в его руках, отчаянно, со всхлипом хватая ртом воздух. Слегка отстранившись от нее, он дал ей возможность сделать судорожный вдох, мысленно ругая себя за то, что не учел собственной силы. Впрочем, он просто упивался триумфом: ведь желанная женщина наконец оказалась в его власти.

— Что вы… делаете, дубина стоеросовая? — выдохнула она. — Пытаетесь меня убить?

— Ну что вы! — как можно лаконичнее возразил он.

Она с трудом выпрямилась, не желая прислоняться к нему спиной.

— А мне показалось… что пытаетесь!

Эту ее фразу он и вовсе проигнорировал.

Она сглотнула — он это и почувствовал и услышал, несмотря на грохот скачущих и справа и слева лошадей.

— Куда вы меня везете?

— Прочь. — Он притянул ее к себе, не давая вырваться.

Уже через мгновение она поняла, что и его хватка, и решимость непоколебимы, и оставила бесплодные попытки освободиться, но по-прежнему сидела неестественно прямо.

— Прочь — откуда? Прочь… прочь — куда?

В ее голосе звучала ярость. Вот вам и женская благодарность!

— Прочь от напыщенного дурня, выбранного вам в супруги. А куда — что вам за дело?

— Еще какое дело, ведь я вас совсем не знаю! — Она попыталась обернуться, увидеть его лицо, но это было невозможно и из-за его шлема, и из-за непослушной накидки на ее волосах.

— Узнаете, — коротко отозвался он, наслаждаясь тем, что ее ягодицы подпрыгивают в такт хода лошади, прижимаясь к месту, в котором сходятся его бедра; упругостью ее живота под его рукой; даже дрожью, пробиравшей ее каждый раз, когда она ощущала его прикосновения там, где, скорее всего, ее не касался еще ни один мужчина.

Она явно восприняла его слова как угрозу. Возможно, на это он и рассчитывал.

— А кстати, — снова заговорил он, и его голос отозвался в нагруднике басами, — хорошо ли вы знаете мужчину, с которым собрались под венец?

— Но причем здесь это? По крайней мере, лорд Галливел может похвастаться тем, что удостоился монаршей милости.

— Так значит, Генрих решил, что настала пора вам выйти замуж.

— Уж конечно, не по своей воле я собиралась сочетаться браком.

— Вы намеревались до конца своих дней остаться старой девой?

Она снова попыталась сесть прямо.

— Что такого вам обо мне известно, сэр, что вам хватает дерзости задавать мне подобные вопросы?

«Какой острый у нее язычок!» — подумал рыцарь, снова властно прижимая даму к себе.

— Благодаря моим глазам мне известно многое.

— Вы хотите сказать, что именно так я и выгляжу? В таком случае даже не представляю, с чего бы вам утруждать себя моим похищением.

— Вы меня неверно поняли. Ничего подобного я не подразумевал.

— Но что же тогда вы…

Он не дал ей договорить, прошептав в самое ухо, отчего ей стало щекотно:

— К тому же похитить вас, леди Маргарита, оказалось делом несложным. Что же до причин моего поступка — возможно, вам стоит о них поразмыслить, хорошенько поразмыслить.

Если она и сказала что-то в ответ, он этого не услышал. Больше она не заговаривала, и миля за милей проносились под ногами его могучего боевого коня в полном молчании. Однако он тешил себя надеждой, что миледи наконец покорилась ему. Он буквально слышал ее мысли — сменяющие друг друга планы побега, когда они будут вынуждены остановиться, и планы жестоко отомстить ему за дерзость. Рыцарь нисколько не сомневался в том, что она непременно попытается осуществить и те и другие планы, если ей предоставить такую возможность — или хотя бы намек на возможность. Но он никак не мог позволить ей преуспеть в своей затее. Нет, этого никогда не будет, и неважно, что он прекрасно понимал ее порывы.

С ним она будет в относительной безопасности. Однако стоит ей освободиться от его хватки — и она превратится в нежного зайчонка, брошенного прямо под нос рыскающим охотничьим псам.

Возможно, она вообще очень нежная. Ведь она приказала сопровождавшим ее всадникам сдаться, а не бросаться в бой, тем самым упредила какие-либо попытки спасти ее. Любая другая благородная дама из известных ему трусливо спряталась бы за спинами охранников, пусть бы их кровь — всех до единого — хлынула ручьем и забрызгала ей юбки. Но немало о ней говорил и тот факт, что суровые воины, состоявшие в ее охране, даже не подумали перечить даме. Рыцарь не стал совершать общепринятую ошибку и полагать, будто сделано это было из страха — то ли перед самой леди Мильтон, то ли перед бароном Бресфордом, платившим им жалованье. Вовсе нет: таким образом они оказали ей почтение, испытываемое в результате многолетнего общения с ней. Ее ценили за доброту, справедливость и щедрость ко всем, кто оказывался вблизи нее, под кровом ее зятя. Рыцарь уже сталкивался с подобным отношением, много лет тому назад.

Глухой стук копыт приближающихся всадников заставил рыцаря мгновенно обернуться. Но это был всего лишь Оливер Сиенский, товарищ по турнирам, ставший его оруженосцем около трех лет назад. Итальянский друг рыцаря не потревожил даму ни словом, ни взглядом, а лишь склонил свою темноволосую голову, указывая рукой на мрачную проселочную дорогу, отходящую от тракта немного впереди. Несомненно, по этой дороге можно было добраться до укрытия, которое оруженосец отыскал, чтобы обеспечить отряду отступление. Сам рыцарь, его оруженосец и все всадники, один за одним, свернули с тракта и очутились в сумрачном зеленом туннеле, образованном сплетенными ветвями деревьев, вплотную подступавших к изрезанной рытвинами дороге.

Солнце опускалось за горизонт. Хотя сумерки были долгими, их тусклый свет практически не проникал вглубь леса, никогда не знавшего ни топора, ни клина, не слышавшего натужного кряхтенья и громких криков тех, кто заготавливал древесину для флота его величества или для феодалов. Из-под громадных ветвей выползала сырость, а с ней и влажные запахи лишайников, гниющей листвы и выбеленных костей мелких животных. Всадники все больше углублялись в лес, и каждое их движение отдавалось эхом и впереди и позади, так что они уж было, решили, что их преследуют. Однако ни один из преследователей так и не появился.