Пепел сгоревшей любви - Игорь Матвеев Страница 4

Стоп!

Мне пришла в голову одна неплохая мысль. Надо же, а еще совсем недавно я сравнивала себя с инфузорией! Но инфузория никогда бы не додумалась до этого, даю слово.

Я достала с книжной полки городской справочник и раскрыла его на букве «Б». Бондаревых было четверо, одна женщина и трое мужчин. Инициала «В.» не было ни у одного, но это ничего не значило: телефон мог быть зарегистрирован на отца или брата. А также на мать или жену. Я взяла карандаш и обвела овалом все четыре номера, потом развернула к себе телефон и принялась нажимать на кнопку «Входящие звонки». Насколько я помнила, в последнее время я не стирала входящих номеров и надеялась, что электронные мозги аппарата сохранили тот звонок.

Мне не хотелось, чтобы номер совпал с теми, что я нашла в справочнике.

Звонков было всего ничего: несколько — с работы, один по ошибке, два от матери, еще один из горгаза, уточнявшего количество проживавших в квартире.

И, наконец, от мента.

Семнадцатого числа прошлого месяца. Вечером того дня, когда я…

Ладно, замнем для ясности.

Я взглянула на номер.

Мои опасения подтвердились: этот номер действительно числился за гражданином Н.А.Бондаревым. Сомнений не было — раненым милиционером оказался именно Вячеслав, а Н.А., скорее всего, был его отцом или братом.

Я поймала себя на мысли, что позвони он тогда не с домашнего, а с какого-нибудь другого телефона, я сейчас легла бы спать в полной уверенности, что с ним все в порядке.

Так что в какой-то степени мне повезло — как ни странно это звучит.

В офис постоянно заходили и выходили люди, и я едва улучила момент, когда в помещении никого не было. Мне не хотелось, чтобы разговор слышали чужие уши, и так сплетни роились вокруг моей особы, словно комары летним вечером.

Я набрала номер и стала ждать, с опаской глядя на дверь. Послышались короткие гудки. Я чертыхнулась и выждала полминуты. Вновь набрала номер — с тем же результатом.

С третьей попытки я дозвонилась.

— Больница, — ответил немолодой женский голос.

— Добрый день, — поздоровалась я, готовая в любой момент прижать рычаг аппарата. — Я хотела узнать, каково состояние Вячеслава Бондарева.

— Вы ему кто?

«Какое твое собачье дело», — подумала я.

— Сестра. Двоюродная.

— Он в реанимации.

— И как он?

После некоторой паузы женщина произнесла:

— Плохо, девушка.

— Плохо… насколько плохо?

— Большая потеря крови. Он без сознания. Да-да, сейчас… это я не вам, — проговорила она.

— Значит, к нему пока нельзя?

— Да вы что, девушка?! — возмутилась моя собеседница и разъединилась.

Едва я положила трубку, как появилась Люба из отдела маркетинга. Бухнула на мой стол пачку буклетов на английском языке.

— Это из «Туранлара». Выбери основное, переведи и распечатай. В первую очередь — данные по фуговальному и облицовочному станку, Виктор сказал к завтрашнему утру. Потом все остальное. Поедешь с ним в Турцию на переговоры.

Она помедлила, ожидая моей реакции.

Я стала листать первый буклет.

— Ты что, не рада?

— Рада, — ровно проговорила я.

Люба внимательно посмотрела на меня.

— А что ты какая-то — не такая?

— Какая?

— Ну, не… да ладно, — она махнула рукой.

«Я уже давно не такая», — подумала я, глядя ей вслед.

Прошло несколько дней.

К поездке надо было подготовить массу документов, заказать авиабилеты, дозвониться до турков и договориться о встрече. Я с головой ушла в работу и, честно говоря, была совсем не против: помогало отвлечься от других мыслей.

Но не думать о нем совсем я не могла. Я еще не очень ясно сознавала, зачем мне нужно увидеть Вячеслава Бондарева и что я скажу ему, но чувствовала, что это желание становится моей навязчивой идеей, а от таковых, как известно, избавиться не так просто.

Утром во вторник мы вылетели в Стамбул. Я действительно была рада этой поездке: время в офисе часто приобретало неприятное свойство вытягиваться подобно резине, и если раньше я могла как-то справляться с этим, то в последние дни мне стало просто невыносимо. Даже после звонка в больницу я твердо верила, что мент не умрет, но дождаться того, как он пойдет на поправку, было, конечно, лучше в другой обстановке — чтобы уж совсем не зациклиться на этом. Как ни крути, помочь на данном этапе я ему ничем не могла, ну а потом — потом будет видно.

Так что командировка подвернулась весьма кстати.

Виктор, запасшийся перед полетом десятком газет и журналов, углубился в чтение, а я, равнодушно созерцая клочья грязно-серых облаков в иллюминаторе самолета, вскоре задремала, а потом и вовсе проспала «воздушный» завтрак.

Лишь когда лайнер, сделав разворот, заходил на посадку, Виктор тронул меня за плечо.

Нас встретил бородатый толстый турок, похожий на певца Демисса Руссоса. В руках он держал листок с надписью «Turanlar» — так называлась производившая деревообрабатывающее оборудование компания, с которой Виктор планировал начать широкомасштабное сотрудничество.

Мы почему-то решили, что это и есть управляющий директор «Туранлара» Мустафа Сахин, но оказалось, что бородатый — лишь посланный им для встречи водитель. Действительно, наивно было полагать, что шеф лично поедет встречать представителей какой-то довольно заурядной компании.

Пока мы ехали до офиса, поминутно застревая в плотных пробках, шофер на вполне сносном английском развлекал нас рассказами о Стамбуле.

— Это город-чудовище, — увлеченно говорил новоиспеченный гид. — Он тянется на сто пятьдесят километров! Никто толком не знает, сколько здесь живет людей: цифры колеблются от десяти до двадцати миллионов. Туристы, мигранты, челноки. А транспорта! В городе более двух миллионов машин, можете себе представить? Вот, кстати, сейчас мы будем переезжать в азиатскую часть.

Я смутно припомнила из уроков географии, что Стамбул расположен одновременно в двух частях света — Европе и Азии.

За окном появились ажурные конструкции огромного моста.

— Пешеходов сюда уже давно не пускают, — продолжал водитель. — Слишком многие сводили счеты с жизнью. Шестьдесят метров вниз: бултых — и ты уже беседуешь с Аллахом, хе-хе…

Через сорок минут мы были в офисе. Господин Сахин оказался симпатичным улыбчивым турком лет тридцати пяти.

— Располагайтесь, — он жестом предложил нам сесть в глубокие кожаные кресла. — Кофе?