Аромат рябины - Ольга Лазорева Страница 4

Алексей замолчал, сжав виски ладонями и закрыв глаза. Фигура не двигалась. В комнате было темно. Только тусклый свет фонаря за деревьями бросал причудливые тени через окно на белые стены. Фигура пошевелилась. Тихий голос произнес:

— Я люблю тебя, Алексей, божий человек. И твоя боль — это моя боль. Ты чувствуешь меня сердцем, когда пишешь музыку.

Алексей выпрямился и гневно посмотрел на белый силуэт.

— Надоело мучиться! Хочу избавить себя от страданий и соответственно от тех мелодий, которые рождаются внутри меня, от боли и переизбытка мыслей и эмоций. А ведь это твои мысли и эмоции.

— Это спорный вопрос.

— А ты никогда не думал, что в один прекрасный момент я могу не выдержать и разорваться изнутри?

— Напишешь — облегчишься.

— Благодарю!

Алексей вскочил, по-старомодному щелкнул пятками и резко кивнул. Но растоптанные шлепки соскользнули, и он чуть не вывихнул лодыжки. Вновь опустившись на кровать, зло проговорил:

— Пусть кто-нибудь другой поживет в таком аду. А с меня достаточно!

— Твою музыку можешь написать только ты, — сказал голос.

— Да ладно тебе! Только я?! Не хочу! Не хочу больше! И не буду! И отстань!

В его голосе появились капризные нотки. Алексей соскочил с кровати, отшвырнул шлепки и забегал босиком по узкому пространству от окна к двери и обратно.

— Отстань, слышишь? — нервно вскрикивал он. — Не хочу больше боли! Верни мне ее! Пусть она не любит меня, пусть изменяет! Но пусть будет рядом! Всегда! Слышишь, Господи, всегда! Верни мне ее!

— Пусть все остается, как есть. Ты потом спасибо мне скажешь.

— Не скажу!

Алексей остановился и начал лихорадочно грызть ногти. Потом подбежал к фигуре и замер напротив.

— Я — не твой личный раб! Замолчи! — закричал он.

Потом плюхнулся на кровать и заткнул пальцами уши, продолжая быстро говорить:

— Я вообще еще раз умру! Первый раз не вышло — умру во второй и уже наверняка.

Фигура встала и подошла к нему. Голос спокойно произнес:

— Еще раз: жизнь и смерть — одно целое. Зачем спешить переходить из одного состояния в другое? Всему — свое время.

Но Алексей замотал головой, продолжая зажимать уши.

— Не слышу я тебя. И не говори ничего! Я люблю ее, и она меня любила. И это была моя единственная радость. Что ты можешь в этом понимать? В простом земном счастье? Это и была моя гармония. Понимаешь, в чем фишка? Не твоя и не вселенной, а моя! Только моя личная гармония!

— Ответь мне на один вопрос…

Голос на мгновение замолчал. Алексей опустил руки и поднял голову.

— Почему же тогда она перестала тебе звонить, к тебе приходить и просто исчезла из твоей жизни?

— Да, почему? — оживился он. — Тебе-то лучше знать. Ты же у нас — всевидящий всезнайка.

— Но я же тебе все показал. Повторить?

— Нет! — испуганно ответил Алексей, тут же опуская голову.

Из его глаз потекли слезы.

— Очень много в мире зла. А для тебя зло — это она, твоя любимая, — продолжил голос.

— Да мне-то что?! — всхлипнув, закричал Алексей. — Лишь бы была рядом! Это ты знаешь, что она для меня зло. Но я-то нет! Так дай же мне такую возможность самому разлюбить, самому разочароваться, самому понять, что она собой представляет в действительности. Хотя бы раз избавь меня от этой пытки: пытаться вернуть уже невозможное. Не режь по живому! Пусть я сам отрежу, когда пойму, что ты прав. Дай мне возможность понять! Сделай это ради меня! Пусть твоя музыка подождет! Останови пока процесс!

— Ты просишь того, что даже я вряд ли смогу исполнить, — задумчиво произнес голос. — Все во вселенной устроено по жестким законам. Если я нарушу хотя бы один из них, то воцарится хаос, и пострадаю я, а значит, и мир. Это круг.

— И что?! — заорал Алексей, вскочив с кровати. — Ты можешь все! Так переверни ради меня, простого смертного, вселенную! Сделай из круга квадрат, что ли! Хотя бы на время. Что такое отрезок времени моей жизни по сравнению с вечностью? Всего лишь точка! Сделай это ради меня! И верни ее! Дай мне ее! Дай!! Дай!!

Алексей упал на пол и забился в судорогах, продолжая что-то выкрикивать.

Вбежали санитары, за ними врач. Его быстро скрутили и ввели в вену лекарство. Через несколько минут, бледный и расслабленный, Алексей лежал на кровати, провалившись в глубокий полуобморочный сон. Санитары, подождав немного и видя, что он неподвижен, вышли, тихо притворив за собой дверь.

Через два месяца, когда его состояние значительно улучшилось и стабилизировалось, Алексея выписали из клиники. Погода стояла холодная, но чудесная. Яркое мартовское солнце заливало землю золотым светом. Когда Алексей вышел на свет божий, его глаза невольно прищурились, но бледные губы улыбались.

И тут он, обмирая в душе, увидел, что у ворот клиники стоит она, его любимая, и держит в руках белые тюльпаны, его любимые цветы. Алексей бросился к ней, смешно разъезжаясь ногами на подтаявшем скользком снегу. Обняв дрожащими руками, уткнулся носом в ее пушистые волосы.

— Здравствуй, — тихо сказала она, отстраняясь и тут же подставляя губы для поцелуя.

Алексей припал к ним, как к живительному источнику. Потом оторвался, глядя ей в лицо, словно не веря. Она опустила голову, прикрывая ресницами лживые глаза и пряча лукавую улыбку. Затем прижалась щекой к его плечу.

— Благодарю, Господи, — прошептал Алексей, чувствуя, как от счастья начинает кружиться голова, а в ушах звучит новая ликующая и неизвестная ему мелодия…

Моей маме

— Все, деточки мои, с меня хватит! — пробормотала Ирина Федоровна, снимая со сковороды последний кусок рыбы и аккуратно выкладывая его на большое плоское блюдо.

Она посмотрела на другие куски, над которыми поднимался пар, и начала резать укроп.

— Хватит! — повторила она решительно.

Потом посыпала рыбу укропом, вымыла руки и, забыв снять фартук, быстро вышла из кухни. Зайдя в свою комнату, Ирина Федоровна стащила со шкафа дорожную сумку и начала укладывать в нее свои вещи. Деньги, свернутые в рулончик и перетянутые черной резиночкой от бигуди, она сунула себе за пазуху, поглубже в плотный ситцевый лифчик. Забрав из комода свои документы, Ирина Федоровна завернула их в старый газетный лист и, подумав секунду, спрятала на дно сумки. Тщательно пригладив растрепанные седые волосы, она накинула летний плащ прямо на ситцевый застиранный халат и, так и не сняв фартука, вышла из квартиры. Сумка показалась ей довольно тяжелой, но Ирина Федоровна закинула ее на плечо и быстрым шагом спустилась по лестнице. Раскрыв дверь подъезда, она глубоко вздохнула и стремительно отправилась по улице.