Рабыня порока - Валериан Светлов Страница 4
Рабыня порока - Валериан Светлов читать онлайн бесплатно
Работа спорилась в ее быстрых руках, и, видимо, она делала свое дело с радостным волнением. Ее брови хмурились, когда ей приходилось уступать часть своей работы старухе, принявшейся помогать ей и, по‑видимому, совершенно забывшей о своих гостях.
— Вы, матушка, не беспокойтесь, — говорила девушка, — я и одна справлюсь… Да и справляться‑то нечего, уже все готово. А Феликс не идет… Уж не случилось ли с ним чего?
Но солдаты ее утешали.
— Нет, фрейлейн Марта. Лейтенант цел и невредим, и, вот увидите, не успеем мы допить пива, как он будет уже здесь.
И, действительно, в сенях таверны послышались чьи‑то шаги.
Тетушка Гильдебрандт и Марта вздрогнули, подбежали к двери, которая тотчас открылась, и в ее отверстии показался молодой, красивый и статный офицер в форме драгунского полка.
Он был в одном мундире, забрызганном грязью, и дождь, все больше и больше усиливавшийся, порядком вымочил бедного юношу, дрожавшего от усталости и холода.
— Феликс, Феликс… мой милый, дорогой Феликс! — вскрикнула старуха и бросилась его обнимать.
Офицер горячо ответил на этот привет и поцеловал старушку. Но в его движениях чувствовалась торопливость, нетерпение поздороваться с молодой девушкой, которая вся зарделась при его появлении.
— Матушка, я тебя испачкаю, — проговорил он, нежно и осторожно высвобождаясь из ее объятий, — я весь вымок. Здравствуйте, фрейлейн Марта! — обратился он к девушке, взяв ее за руку.
Она покраснела еще больше и опустила взоры.
— Здравствуйте, господин лейтенант, — тихо ответила она.
— О… лейтенант! — протестовал офицер. — Разве фрейлейн Марта забыла мое имя?
— Феликс! — восторженно прошептала девушка.
Сержант и солдат встали при появлении лейтенанта и улыбались, глядя на эту сцену.
Офицер подошел к ним, отдал им распоряжение, и оба его подчиненные, поблагодарив хозяйку и Марту за угощение, тотчас же удалились.
Тетка Гильдебрандт уже хлопотала за стойкой, торопливо доставая из‑под нее и с полки разные припасы, которые и переносила на приготовленный для сына стол.
— Вам необходимо обсушиться, Феликс, — говорила офицеру девушка. — Смотрите, как вы промокли… Сядьте сюда, поближе к огню, здесь вам будет теплее. Можно схватить простуду, вечер такой холодный…
— Зато день был горячий, — засмеялся Феликс, усаживаясь в любимое Мартой кресло, которое она поспешила придвинуть к огню. — Да, день был жаркий, — продолжал он, следя любовным взглядом за легкой поступью девушки, принявшейся помогать старухе.
— Пока мы тебе все приготовим, расскажи нам о войне, мы так долго тебя не видали и не знаем никаких подробностей… Устоит ли наш город против русских войск?
Офицер покачал головой.
— Где же, матушка! — проговорил он. — Царь Петр еще в июне писал своему Шереметеву и торопил его к выступлению из Пскова в Лифлянты, осведомившись, что мы готовим в Померании транспорты в десять тысяч человек… У Шереметева против Шлиппенбаха тридцать тысяч человек. При Гуммельсгофе шведы потерпели страшное поражение: у них было убитыми пять тысяч пятьдесят человек, да они еще потеряли всю артиллерию и триста пленными.
— А русские? — спросила старуха, с интересом вслушиваясь в рассказ сына.
— У русских было четыреста раненых и столько же убитых, матушка. Это не много в сравнении с потерями их противников. Я знаю, что царь, осведомившись об этой победе, писал своему Шереметеву, чтобы он разорил Ливонию, «чтобы неприятелю пристанища и сикурсу своим городам подать было невозможно». Нам говорил об этом приказе один пленный. И вот русские войска осаждают Вольмар и наш Мариенбург. Нам не устоять. Шереметев бьется без отдыха и сегодня не хочет прекратить огня даже ночью. Хорошо, что мой полк сменили. Наши спешенные драгуны падали от усталости. Да и я еле держался на ногах.
— Иди сюда, Феликс, все готово. Подкрепи свои силы!
Молодой человек не заставил себя долго просить и с юношеским аппетитом уставшего и проголодавшегося человека принялся за ужин.
Обе женщины, старая и молодая, услуживали ему и с восторгом глядели на его красивое, бледное лицо, которое, под влиянием тепла комнаты и выпитого пива, начало теперь понемногу розоветь.
Однако тетка Гильдебрандт чувствовала сильнейшую усталость и, делая вид, что внимательно слушает сына, была не в силах устоять против одолевавшей ее дремоты.
Молодые люди подмигнули друг другу и стали уговаривать старуху пойти к себе и лечь спать. Но она ни за что не хотела согласиться на это.
— Я пойду спать, — запротестовала она, — когда мой Феликс здесь? Да ни за что на свете!
— Ну, так, матушка, вот что сделаем. Берите мое кресло, мы придвинем его к очагу… вам удобнее в нем слушать мои рассказы, а кой‑когда подремать…
И они исполнили то, что говорили, несмотря на все возражения старухи.
Она уселась наконец в кресло против очага, в котором все еще ярким пламенем горели дрова, и скоро задремала.
Гром пушек давно уже умолк, и в городе стояла мертвая тишина ненастной осенней ночи, как будто за городскими воротами на топких и намокших полях не решалась участь этой древней твердыни, осажденной войсками царя.
IVКак только молодые люди убедились, что старуха мирно уснула, они быстро встали из‑за стола, подошли друг к другу и взялись за руки.
— Марта, — тихо, но страстным, еле сдерживаемым шепотом проговорил офицер, — Марта, любите ли вы меня еще?
— Как всегда, — ответила девушка, — на жизнь и на смерть. Ах, Феликс, если бы вы знали, как люблю я вас. Как я страдала во время вашего отсутствия! Как я ждала вас, как боялась за вас!
— Милая! — прошептал офицер и, быстро отняв свои руки, обнял ее. — Дорогая! Ты, наверно, не больше страдала, чем я. Там, на поле сражения, защищая родину и свою жизнь, я думал только о тебе. Ты одна грезилась мне во сне, когда после трудного дня ложился я отдыхать в своей палатке, и тогда, когда мне приходилось верхом на лошади пробираться по лесам и оврагам, и в бою, когда гром пушек оглушал поле сражения, когда в каждую минуту я мог ожидать смерти, я думал не о себе, а только о тебе, моя дорогая, моя жизнь, только о тебе одной!
— Ах, Феликс! — вся зардевшись, проговорила девушка, радостно смущенная его страстной речью.
— Ты знаешь, — продолжал он, одушевляясь все больше и больше, — я давно люблю тебя, давно. С самого первого дня твоего появления в нашем доме я уже полюбил тебя.
— Да, Феликс, я этого никогда не забуду, слышишь ли, никогда! Бедную сиротку, никому неведомую Марту Скавронскую твоя мать приютила здесь, и твой дядя принял меня, как дочь. И я тебя полюбила сразу, но я не могла сказать этого, потому что я была чужой в вашей семье, потому что я была бедной пришелицей… Я любила и страдала от этой любви молча…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments