Опаленные страстью - Марша Кэнхем Страница 4

— Твою маму это обрадует, дорогая. Она наверняка обеспокоена полным отсутствием у тебя интереса к сильному полу.

— Нет, нет, это совсем не то… Я нашла тело мужчины. На берегу. Я было подумала, что он мертв, но теперь он, кажется, дышит. После того как из него вышло много воды, изо рта и из носа.

— О Боже! Это один из наших? Сколько раз я говорила молодому Блистерботтому, чтобы не ловил устриц, когда темно. Он сам едва ли больше ведра, в которое их собирает, и, говоря по правде, те скользкие существа, которых он вылавливает, напоминают… ну, не важно. И вообще я до сих пор не понимаю их вкуса. Но молодой Билли так старается угодить мне, что в конце концов я вынуждена буду есть их тарелками.

— Это не Билли Блистерботтом, — возразила Аннели. — Вообще-то я этого мужчину не знаю. Но он действительно очень плох. Весь в синяках и кровоподтеках, а на голове рана величиной с репу. Я нашла его в воде, он чуть не утонул, но я оттащила его на песок, и, надеюсь, волны не унесли его обратно в воду.

— И никто не пришел за ним? Как же он попал туда?

— На берегу больше никого не было. Думаю, он упал с корабля, потому что он… почти голый.

— Голый? Как это странно. Знаешь, в бухте водятся крабы, и им все равно, чем питаться.

Флоренс, набив полный рот, позвонила в маленький серебряный колокольчик с таким слабым звуком, что вряд ли кто-то мог его услышать, тем более старые, тугие на ухо слуги. Однако через несколько секунд в столовую ввалилась повариха Милдред.

Она присела в реверансе, насколько ей позволяли ее четыреста фунтов, и приветливо улыбнулась Аннели.

— Доброе утро, мисс. Завтракать будете?

— Милдред, — сказала бабушка, — моя внучка говорит, что нашла на берегу голого мужчину. Наверняка какой-нибудь бездельник из города — напился и свалился со скалы. Найди, пожалуйста, Брума и пошли его узнать, кто там лежит на берегу.

Повариха расплылась в улыбке.

— Голый, говорите?

— Раненый. — Аннели перевела раздраженный взгляд, с поварихи на бабушку. — Он чуть было не утонул. Я его спасла.

— Что ж, поделом ему, если он выпил столько, что потерял одежду, а заодно и голову. Кто-то сыграл с ним злую шутку и теперь прячется где-то поблизости. Что скажешь, Милдред?

— Да, миледи. Вы совершенно правы, миледи. Снова присев в реверансе, повариха скрылась за дверью, а Аннели с трудом сдержалась, чтобы не последовать за ней. Почему-то она не верила, что спасенный ею мужчина — местный пьяница и кто-то сыграл с ним злую шутку. Выражение его глаз говорило совсем о другом.

— С тебя капает, дорогая.

— Что?

— У тебя юбка намокла, и с нее капает на пол. Лучше встань на ковер, а то кто-нибудь поскользнется на мокром полу.

Логика у бабушки была странная — ведь персидский ковер стоил целое состояние. Однако Аннели послушно встала на ковер.

— Господи! Да ты вся дрожишь!

— Я… должна была войти в воду, чтобы вытащить его.

— Разумеется. Я-то хвалю тебя за милосердие, а вот твоя мама расстроится, когда увидит тебя простуженную. А теперь ступай переоденься. К тому времени, как ты приведешь себя в божеский вид, Брум доставит жулика сюда и мы сможем хорошенько его разглядеть, прежде чем решим, что с ним делать дальше.

Аннели так торопилась, что на ходу расстегнула жакет, сняла, перебросила через руку и вошла в комнату. Не надеясь застать Клэренс, свою горничную, она все же позвала ее, хотя уже наполовину разделась.

Порванное, промокшее насквозь платье все было в песке. Нижние юбки тоже намокли и теперь вместе с туфлями и чулками валялись в углу. Раздевшись, Аннели быстро растерла ноги полотенцем, прошлась им между пальцами ног, затем села на низкий бархатный стул, надела сорочку и чулки.

После этого она принялась искать среди дюжины платьев то, которое было куплено в Лондоне. Она рассчитывала провести здесь несколько недель, надеясь, что отец и мать наконец поймут, что она уже не маленькая и своих решений не меняет.

— Нет, — произнесла она твердо. — «Нет» было вчера и на прошлой неделе. «Нет» будет завтра и на следующей неделе. Всегда.

— Аннели Марисса София Уиддиком Фэрчайлд, — с закрытыми глазами обратилась к ней мать, назвав все ее пять имен. — Мы с отцом желаем тебе только добра.

Персиваль Фэрчайлд, граф Уитем, не произносил ни слова, лишь шуршал свежей газетой, из-за которой его не было видно.

— Добра? — переспросила Аннели. — А вам не кажется, что в выборе мужа, с которым мне предстоит прожить до конца дней своих, вы должны хоть чуть-чуть считаться со мной?

— Нет, мы не хотим, чтобы над нами потешался весь Лондон, если ты выберешь себе недостойную пару. За два последних года ты получила три предложения! От графского наместника, от барона, а теперь еще и от маркиза, чей дядя-инвалид скоро испустит дух и племянник займет его место, став герцогом Челмсфордом!

Аннели со вздохом закрыла глаза — все это она слышала по меньшей мере раз двадцать только за последнюю неделю.

— Этот графский наместник — пьяница и невежда, вы сами так говорили. А барону не меньше сорока, и от него несет чесноком и луком, которые он постоянно ест в надежде прожить еще сорок.

— Не сомневаюсь, дорогая сестра, тебе ничего не стоило бы отучить его от этой привычки.

Аннели пристально посмотрела на Беатрис. Она была на три года старше, замужем, имела маленького сына, который всегда крепко держался за ее юбку; еще один ребенок был на подходе.

Ее мужем был Альфред, лорд Биллингтон. Она считала, что сделала хороший выбор, и ждала того же от младшей сестры.

— Я не вышла бы за лорда Бэрримора, — заявила Аннели, — будь даже он последним холостяком во всей Англии.

— В таком случае, — ее брат Энтони медленно подошел к камину, — ты можешь осчастливить одного из здоровяков, возвращающихся с войны. Наверняка найдется несколько тысяч солдат, которые целый год, а то и больше не видели представительниц прекрасного пола и охотно откажутся от лука и чеснока, только бы добиться твоего расположения. Интересно, прожила бы ты на десять шиллингов в месяц?.. — Он пожал плечами. — Впрочем, испытания тебя никогда не пугали. Не правда ли?

Аннели бросила на него сердитый взгляд.

— Тебе ли об этом говорить, мой дорогой братец? Десяти шиллингов тебе едва ли хватит на носовой платок. Пылинка на рукаве — и прощай пиджак! Недокрахмаленный галстук — и ты поносишь прачку на всю Бонд-стрит. И вообще — как ты можешь защищать лорда Бэрримора, если не далее как на прошлой неделе назвал его необразованным дикарем?

Энтони Фэрчайлд, виконт Ормонт, изогнул бровь.

— Тс-с. Я сказал это про его сапожника — он не может пришить подошву так, чтобы она тут же не отвалилась.