Сущий дьявол - Данелла Хармон Страница 4

А герой выглянул из кареты, галантно взял руку молодой девушки и поднес ее к своим губам. Он засмеялся, когда лошади унесли карету вперед, а девушка осталась стоять, выкрикивая имя героя и прижимая платочек к губам. Каждая черточка лица этого человека свидетельствовала о его мужестве, приподнятые уголки рта — о чувстве юмора, а холодные серые глаза смотрели на всех — и в то же время не видели никого, когда он рукой приветствовал людей, высыпавших на улицы, чтобы отдать ему дань уважения.

— Коммодор Лорд! Коммодор Джулиан Лорд! Оксфорд приветствует тебя! Добро пожаловать в Оксфорд, коммодор Лорд!

Деймон вдруг почувствовал вспышку гнева. Он повернулся, чтобы глотнуть воздуха, и увидел рядом женщину, как и он, влекомую толпой. Глаза у нее широко раскрылись, когда она встретилась с его взглядом и, ахнув, попыталась сделать шаг назад, прижав руку к груди.

Эта реакция лишь усугубила раздражение Деймона.

— Могу я узнать, что национальный герой собирается делать в Оксфорде? — растягивая слова, спросил Деймон, которому стало немного не по себе от пристального взгляда женщины.

— Он приехал получить звание почетного доктора университета, — быстро ответила та, пятясь назад и прижимаясь к телам других людей, лишь бы оказаться подальше от Деймона. — Прошу вас извинить меня…

Деймон вновь повернулся к карете и смотрел на нее до тех пор, пока карету вновь не поглотила толпа. Праздник продолжался. Откуда-то налетел ветер, словно и он торопился поприветствовать коммодора Лорда. Люди начали расходиться. Деймон остался стоять на тротуаре. Последние несколько человек пробежали мимо. По мостовой ветер гнал клочки бумаги. Шум торжества ослабевал, процессия двигалась по направлению к отелю «Стар». Там поселится коммодор Джулиан Лорд. Всеми любимый, уважаемый, почитаемый и обожаемый. А вот Деймона никто не любил. Он не был ни уважаемым, ни почитаемым, ни обожаемым.

И, стоя на тротуаре, изо всех сил сжимая от гнева и зависти кулаки, Деймон понял, что если он чего и хотел бы в жизни, то именно этого. Если Джулиан Лорд смог стать героем, то сможет и он. Если Джулиан Лорд сумел завоевать любовь всей нации тем, что топил французские суда, то и он сумеет добиться этого. Он убежит из дома и поступит на флот. И тоже станет героем. Заслужит уважение и восхищение своих соотечественников. И все будут его любить и почитать, как сейчас чтут Джулиана Лорда.

Так оно все и будет.

Вздернув подбородок, лорд Морнингхолл зашагал вперед, на юг, не замечая ни обрывков бумаги, ни мусора, которые гнал по дороге ветер.

Он шел в сторону моря.

Развращенные и погрязшие в наслаждениях люди! Вы издеваетесь над своими жертвами, заявляя в то же время в парламенте, что заключенные счастливы! Знаете ли вы, в каких чудовищных условиях они пребывают? Посетите их без предварительного уведомления, дерзните спуститься ночью в те самые склепы, куда вы заточили этих несчастных, ведь они такие же люди, как и вы; попробуйте хотя бы одну минуту подышать теми тлетворными испарениями, которыми они дышат многие годы и которые доводят их до смерти от удушья; посмотрите, как они мечутся на своих подвесных койках, атакуемые тысячами насекомых, тщетно мечтая о сне, чтобы хотя бы на короткий миг забыть о своих муках.

Французский военнопленный полковник Лебертр.

Прошло десять лет с того злополучного дня, когда лорда Морнингхолла исключили из Оксфорда. За это время Англия успела ввязаться еще в одну войну, на сей раз со своими бывшими колониями по другую сторону Атлантики.

Причиной войны 1812 года стала британская самонадеянность, ибо кораблям его величества было приказано останавливать нейтральные торговые американские суда для «инспекции» и забирать с них моряков, объявляя их — заслуженно или облыжно — английскими дезертирами. Вполне естественно, что окрепшие к тому времени Соединенные Штаты обиделись, поскольку далеко не все забираемые с их судов моряки были дезертирами, тем более английскими.

Продолжающаяся война с Францией и разразившаяся новая война с Соединенными Штатами способствовали оживлению деятельности английских портов. Военные корабли останавливались в сухих доках для ремонта; со стапелей сходили новые суда; в бухты заходили корабли всех видов с самыми различными грузами; таверны на берегу были заполнены морскими офицерами в нарядной бело-голубой форме — элитой самого лучшего флота в мире. И когда соотечественники читали об очередной английской победе в каком-то далеком уголке мира или наблюдали за идущим полным ходом громадным военным кораблем, у них невольно возникало чувство гордости за людей моря, если даже они не склонны были к романтическому восприятию действительности. А вот оборотная, постыдная сторона войны как-то не была видна. О ней никто не хотел задумываться. Некогда бравые, здоровые моряки теряли зрение, оказывались без рук или без ног, вынуждены были просить подаяние на улицах или на набережных. Их жены становились вдовами, беспомощными и одинокими, дети — сиротами.

И появлялись морские тюрьмы. Условия в этих плавучих тюрьмах были настолько ужасными, что в них могли выжить разве что крысы. Лишенные мачт, оснастки и парусов, с искореженными надстройками цвета сажи, оседающей из дымящих труб, некогда могучие и гордые военные корабли становились домом — и адом! — для тысяч французских, американских и прочих военнопленных, которые влачили здесь жалкое существование в надежде на побег или смерть. Плавучие тюрьмы стояли на якоре в каждом английском порту. У ищущих славы офицеров королевского флота служба на них считалась самой презренной и постыдной.

Весной 1813 года именно на одном из таких бывших военных кораблей находился на службе шестой маркиз Морнингхолл, четвертый граф де Вольфе.

— Милорд! Что делать с посетителем?

Деймон был настолько поглощен чтением, что даже не слышал, как корабельный гардемарин Дэнни Фойл вошел в его каюту.

— С посетителем? — рассеянно переспросил Деймон, не поднимая головы и водя пальцем по строчкам текста.

— Да, сэр. С женщиной, сэр.

— Ах, да, с этой неуемной, ужасной почтенной леди Гвинет Эванс Симмз. — Деймон захлопнул книгу и устремил пронзительный взгляд на гардемарина. — Как будто визита адмирала Болтона, убийства начальника интендантской службы, а затем побега трех военнопленных недостаточно для одной недели…

— Побег прошлой ночью произошел не по нашей вине, — жалобным тоном возразил Фойл. — Все говорят, что это работа Черного Волка.

— Черный Волк? Как бы не так! А как звали того американского капитана, который совершил побег на прошлой неделе? Мэтсон? Морган? Что-то вроде этого…

— Меррик, сэр. Коннор Меррик.

— Впрочем, Морган или Меррик — какая разница? Не могу понять, почему все верят в то, что Черный Волк — это дух умершего заключенного, который является, чтобы отомстить. Не нужно быть гением, чтобы сделать вывод: сей мифический тип, который, кстати, стал досаждать нам сразу после побега этого Меррика, — явно американец. И он поставил цель отомстить мне. — Чертыхнувшись, Деймон отложил в сторону книгу и, поднявшись во весь свой весьма внушительный рост, подошел к окну на корме. — Надо впустить воздуха, — сказал он, раздраженно распахивая окно.