Обманутые сердца - Шэрил Биггз Страница 4

Все свидетельствовало о том, что Томас Браггетт был состоятельным человеком. Но осмотр не давал ни малейшего намека на причину его смерти и не сообщал никаких сведений об убийце. Белль продолжала оглядываться.

С потолка свисала люстра из полированной меди с несколькими десятками хрустальных подсвечников, в каждом из которых три свечи. Над ой дверью висел целый ряд бра, выдержанных том же стиле, что и люстра. Только пол отличал холл от большинства подобных – он был выложен черно-белой мраморной плиткой. Как только гостья вошла в холл, Трейс быстро шагнул за дверь своего кабинета. Теперь его не было видно, но он мог продолжать наблюдение за незнакомкой. Когда Белль вышла из тени на свет, у Трейса перехватило дыхание. За свою жизнь он повидал много красивых женщин, за несколькими даже ухаживал и чуть было не женился на одной, но эта женщина была более чем красива. Она была сногсшибательно прекрасна. Он никогда не видел волос такого светлого оттенка, таких длинных, свободно спадающих по спине серебристыми прядями и одновременно отливающих золотом. Трейс перевел взгляд на глаза незнакомки. И здесь его ожидал сюрприз! Ее глаза одновременно и цвета летнего неба, и только что распустившегося листа сирени. В памяти возникла когда-то увиденная картина зеленоватых вод океана, омывающего Карибские острова. Никогда еще он не видел глаз такого цвета и был заинтригован. Правила этикета предали выйти из укрытия и поприветствовать гостью, но Трейс этого не сделал. Недавний разговор с матерью, не говоря уже о неприятных событиях, обрушившихся на семью Браггеттов в последнее мремя, не способствовали хорошему настроению. Трейс не хотел сейчас разыгрывать галантного кавалера, в затем потратить весь день на пустые разговоры.

Он тихо закрыл двери своего кабинета и устроился за широким столом из вишневого дерева, привезенным из Франции несколько лет назад. Открыл гроссбух, в котором содержались все счета плантации, и уставился в него невидящим взглядом. Через несколько минут захлопнул книгу и обвел взглядом комнату с книжными стеллажами и черным мраморным камином. Мысли витали далеко от цифр и счетов, касающихся дел плантации. Трейс встал и подошел к окну. Пропади все пропадом. В конце концов, братья возвращаются, и он не мог разобраться, какие чувства испытывает. Конечно, следует радоваться. Они не виделись уже много лет, а в детстве очень дружили. Особенно он и Трэкстон.

Но тогда они были вынуждены держаться вместе. Это был способ самозащиты. Братья защищались от своего отца. Они лгали, боролись и успокаивали друг друга, но, став старше, поняли – все усилия тщетны, им никогда не победить Томаса Браггетта. Трейс остался, а остальные уехали из «Шедоуз Нуар» и до сих пор ни разу не возвращались. Руки непроизвольно сжались в кулаки – он остался, но сделал это против своей воли.

Из хрустальной шкатулки, которая стояла на маленькой этажерке у окна, Трейс достал сигару и поводил ею под носом, вдыхая аромат табака. Серебряными щипчиками, которые всегда лежали рядом, обрезал кончик сигары и сунул ее в рот.

Напустил пальцы в коробок со спичками, взял одну, чиркнул серной головкой по каблуку сапога. Спичка загорелась, Трейс поднес ее к сигаре и глубоко затянулся.

Трэкстона он не видел почти восемь лет. Тревис уехал с плантации почти шесть лет назад, а Трейнор – четыре года назад. Число двадцать всегда казалось магическим для Томаса Браггетта. Трейс презрительно фыркнул при воспоминании об отце. Что же такое было в подсознании этого человека? Если ты не уничтожил детей до того, как им исполнилось двадцать, опустоши их. И Томас Браггетт слишком близко подошел к тому, чтобы сотворить такое с каждым из них. Слава Богу, его уже нет и не будет, когда Терезе исполнится двадцать. Трейс бросил сигару через деревянный порог и кирпичную галерею, подошел и раздавил каблуком дымящийся окурок. Он не мог винить братьев за отъезд, хотя, видит Бог, очень этого не хотел. Они уехали, а он остался в «Шедоуз Нуар». После всего, что отец сделал ему и Майре, он все-таки остался. Трейс ударил кулаком по дверному косяку… Он остался, потому что кто-то должен был это сделать. Он – старший. Это был его долг. Трейс отдал бы все, чтобы уехать, как все остальные, сбежать, но знал, что не мог этого сделать. Он не любил думать о том, что стало бы с матерью и сестрой, если бы он уехал, а они вынуждены были жить с Томасом Браггеттом.

– А теперь они возвращаются, – снова повторил он так тихо, что стоявший в нескольких шагах человек вряд ли смог бы расслышать.

Экипаж подкатил к тротуару и остановился перед куполообразным входом в большое здание. Изящная черная, с золотыми буквами, вывеска глади сила, что это и есть отель «Сент Луи». Отель представлял собой четырехэтажное кирпичное здание, протянувшееся на целый квартал. В Натчезе, родном городе Линн, не было таких больших зданий. Второй этаж украшал балкон с коваными решетками в виде замысловатого орнамента из стеблей кукурузы и цветов. Крышу венчал огромный купол.

Из тени центрального подъезда вышел высокий темноволосый мужчина, одетый в яркую красную с белым, отделанную золотом, ливрею и, как только экипаж остановился, протянул Линн руку.

– Добро пожаловать в «Сент-Луи», – протяжно произнес он, когда Линн подала ему руку и вышла из экипажа, затем повернулся и приказал:

– Маркус, занеси чемоданы леди.

– Благодарю, – Линн последовала в отель вслед за мальчиком-лакеем. Она привезла с собой только два чемодана, но мальчик был таким маленьким, лет одиннадцати-двенадцати, и хрупким, что едва мог тащить ее вещи. Наблюдая, как он сгибается под тяжестью чемоданов, Линн почувствовала себя виноватой. Следующий раз она будет пуешествовать налегке.

Не обращая внимания на толпы людей, снующих по вестибюлю, Маркус направился к огромной, богато украшенной стойке регистрации, протянувшейся вдоль дальней стены помещения. Однако Линн, сделав всего лишь несколько шагов по вестибюлю, остановилась, открыв рот в благоговейном трепете перед увиденным.

Девушка еще никогда не видела такого огромного и шикарного вестибюля. По центру здания на четыре этажа возвышалась ротонда, увенчанная куполом из цветного стекла, сложенного замысловатым узором. В центре купола висела огромная пятиярусная люстра. Солнечные лучи, проходя сквозь разноцветные стекла купола, отражались в хрустальных плафонах мириадами разноцветных бликов. Широкие коридоры этажей выходили на галереи, огороженные красивыми металлическими перилами. За балюстрадами виднелись окна магазинов. Элегантные мужчины и женщины прогуливались по широким галереям. Они разговаривали, смеялись и глазели на аукцион, который проводился на первом этаже. Стены этого этажа украшали белые дорические пилястры. Они возвышались футов на двадцать верх и упирались в слегка нависающую галерею второго этажа, словно поддерживая ее. Стены между пилястрами были обшиты темными дубовыми панелями, на которых висели огромные полотна с написанными маслом портретами знаменитых горожан и героев прошлых лет.

Лакей заметил, что Линн остановилась, и сделал то же самое, но, постояв с тяжелыми чемоданами несколько секунд, начал проявлять нетерпение.

– Мэм? – позвал Маркус, прекрасно понимая, что следует промолчать.