Несломленные каблучки - Елена Гайворонская Страница 4

Ну и ну, вот это называется – проявить фантазию. Мне фантастику писать, а не городские дамские романы…

Алёна рассмеялась. В этот момент она входила в вагон очередного поезда. Пассажиры повернулись в её сторону, внимательно посмотрели. Среди них были и мужчины «бальзаковского» возраста. Но, встретившись взглядом, почему-то быстренько отвели глаза и принялись усиленно изучать кто газеты, кто рекламные листовки, расклеенные в изобилии на стенах вагона. Алёна смутилась и тоже повернулась к схеме метро, хоть и знала эту схему почти наизусть.

Сын пришёл из школы мокрый и чумазый как беспризорник. Стянул кепку, и от волос едва не повалил пар. На Алёнино изумлённое:

– Неужели и в такую погоду кто-то гулял?

Пожал плечами:

– А чё, нормально. Ух, жрать охота.

– Была бы охота, сразу бы домой шёл, а не болтался под дождём.

– Воздухом же надо дышать! – Авторитетно возразил Димка. – Сами вечно с папой твердите. После семи уроков башка гудит, вот и погуляли немного.

«Кошмар какой, в шестом классе семь уроков! – Подумала Алёна. А вслух сказала:

– Раздевайся, мой руки, садись за стол.

– Вкусно. – Сказал Димка, уплетая за обе щеки суп с фрикадельками. – Не то, что школьные обеды.

– Ясное дело, дома всегда вкуснее. – Отозвалась Алёна, мысленно возвращаясь к своим баранам. Может, брак и рутина, но так приятно, когда кто-то похвалит твою готовку, даже если ты не шеф-повар модного ресторана, и твои кулинарные рецепты вовсе не отличаются изысканностью!

– В прятки играли. – Объявил сын, откусывая ломоть хлеба. – Девчонки сперва не хотели, им бы ерундой разной заниматься: на качелях качаться, журнальчики всякие листать про моду! Вроде твоей «Валентины».

– По-твоему, «Валентина» – ерунда? – Уязвлено поинтересовалась Алёна.

– Конечно, бабский журнал. – Безапелляционно ответил Димка.

По правде говоря, она и сама в глубине души так считала. Но услышать такое от двенадцатилетнего мальчишки! «Бабский»… Она снова немного обиделась. Что за день! С утра леди-босс объясняет Алёне, что её жизнь – сплошная скука, днём собственный ребёнок объявляет ерундой работу. И чего ожидать от вечера, когда вернётся усталый муж?

– Знаешь, как надо заставить девчонок слезть с качель? – Продолжил Димка.

– И как же?

– Витька Болотников придумал. Надо просто харкнуть на сиденье. Девчонки подошли, видят – грязно. И сами с нами в прятки попросились.

– Хулиган твой Болотников! – Вскинулась Алёна. – Зря девочки его вытирать не заставили.

– Он же не дурак! – Усмехнулся Димка. – Он потихоньку плюнул, пока никто не видел!

– Безобразие это. – Сурово сдвинула брови Алёна. – Ты так не делай. – Но, не выдержав, невольно прыснула. Следом заржал и Димка. Вот и воспитывай!

О шкодливой натуре Димкиного одноклассника Витьки Болотникова шла молва с первого класса. Мальчишка отличался живым сообразительным умом и на редкость пакостной натурой. Редкое родительское собрание обходилось без возмущённых тирад педагогов в Витькин адрес. Всякий раз Болотникова-мама, дама тихая и интеллигентная, краснела до слёз, покаянно опускала голову, обещала, что конкретно побеседует с сыном. И каждый вечер после Болотников-папа конкретно носился за отпрыском по квартире с толстым ремнём, а бабушка закрывала внука широкой спиной и возмущённо кричала, что взрослые забыли, как сами были детьми. На следующий день Витька появлялся насупленный и молчаливый, и это состояние сохранялось в течение трёх уроков. А на четвёртом оглушительно взрывалась петарда или по всей школе гас свет, либо приезжали суровые омоновцы с большой чёрной овчаркой искать заложенную в здание бомбу под дружное ликование избежавших очередной контрольной гимназистов…

Вот о чём она могла бы написать талмуд. Легко и с удовольствием. Может, и впрямь дойдёт дело до «домохозяйкиной» серии? А пока…

Затрещал телефон. Загробный голос определителя проговорил номер.

– Это меня! – Димка, не допив чай, унёсся в комнату.

– Привет! Узнал, конечно…

По тому, что Димкин голос приобрёл характерные мурлыкающие интонации и как сын подбирал слова, избегая старательно тинейджеровского сленга и разных «факов», с которыми бесполезно пытались бороться родители, Алёна поняла: звонит девочка.

– Таня? – Спросила, когда сын вернулся к недопитому чаю, с лукаво заблестевшими глазами и раскрасневшимися щеками.

– Не-а. Катя. На день рождения приглашает. Пойду?

– Пойдёшь. – Заворчала Алёна. – Катя, Таня, Маня… На подарках уже разорили твои девчонки…

Сын дипломатично объявил, что пора делать уроки и исчез в комнате.

– Вот, дети подросли… – сказала Алёна кухонному наперстнику, салатовому Дракоше – Новое поколение. Как думаешь, у них не будет проблемы одиночества?

Телефон опять зазвонил. Димка снова схватил трубку и крикнул разочарованно:

– Мам, тебя! Тётя Галя.

«Вот и он, – как говорили в гениальной мультяшке, – больной зуб.»

Но сегодня Алёна была искренне рада услышать подругу, хоть и догадывалась, что той, скорее всего опять, понадобилась толстая жилетка.

– Приветик.

– Галка, как дела?

– На букву «х», не подумай, что хорошо. – Отозвался низкий, с хрипотцой, усталый Галкин голос.

По тону Алёна поняла: Галка переживает очередную потерю на любовном фронте, и Алёнины догадки насчёт жилетки подтвердились целиком и полностью. Когда у Галки ладилось, её голос звучал громко и задорно, как у пионервожатой в старые добрые времена. Работа обязывала: после института Галка отправилась по специальности, в школу учителем русского и литературы. Да так и зацепилась, выработала командный голос, стойкий иммунитет к милым детским шалостям в любых проявлениях и способность виртуозного владения русским письменным и устным, которой мог бы позавидовать маститый писатель. Ко всему прочему обладала лёгким жизнерадостным характером. И привлекательной внешностью: миленькая пышечка с блестящими глазами, ярким румянцем во всю щёку, смоляными завитками волос, словно оправдывавшими её имя. Галкина грудь всегда была предметом белой зависти Алёны, и после родов оставшейся похожей на девочку-тинейджера, причём очень тонкую и прозрачную. Многие Димкины одноклассницы на Алёнином фоне выглядели рослыми дамами. Единственное, в чём Галке исключительно не везло, так это в поисках человека противоположного пола, который сумел бы всё это оценить по достоинству.

Когда-то, ещё в студенчестве, Галка сходила замуж по большой и страстной любви. Её избранником был Вовчик, высокий красавчик-блондин с параллельного «физмата». Галкина с Вовчиком свадьба пришлась примерно на то же время, что и Алёнина, и была такой же весёлой, бесшабашной, шумной, как все студенческие свадьбы. Молодые поселились в квартирке Галкиной бабушки, которая ради счастья переехала жить её к родителям. Поначалу счастье, казалось, будет вечным. Молодые всюду появлялись вместе, смотрели друг на друга с обожанием, Вовчик называл жену Галчонком, она же супруга Зайчонком. Трудно сказать, когда их чудесные отношения дали трещину, и что было тому виной: студенческая лёгкость, нечаянно перенесённая в семейную жизнь, с горой немытой посуды, пустым холодильником и подгоревшей картошкой к ужину. Или то, что молодой муж не успел «выгуляться» до свадьбы. Трудно сказать. Но однажды Зайчонок, которого раньше времени вернувшаяся жена застала в супружеской постели со смазливой сокурсницей, превратился в «козлину и кобелину», был изгнан со скандалом из спальни, квартиры и Галкиной жизни. Первое время Вовчик ходил за женой, звонил, просил прощения и клялся, что сам не знает, как такое могло случиться и больше не повторится никогда. Оскорблённая Галка рыдала в подушку, но не прощала. Когда же боль поутихла и она, казалась, была готова сделать шаг навстречу блудному супругу, Вовчик явился за вещами изрядно подшофе. Кричал, что Галка совершенно не умеет готовить, к тому же жуткая грязнуля, что он был вынужден сам стирать и гладить, пока она трепалась с подружками по телефону. В придачу в постели она просто ноль. В ответ Галка залепила Вовчику парочку звонких затрещин и вышвырнула его вещи с балкона. На развод Вовчик пришёл с другом и двумя девицами, громогласно объявив, что отправляется праздновать окончание супружеской жизни. Галка была одна. С гордо поднятой головой и королевской осанкой она вышла из здания суда, села в первое попавшееся такси и умчалась, куда глядели глаза таксиста.