Круговой перекресток - Елена Гайворонская Страница 4
Круговой перекресток - Елена Гайворонская читать онлайн бесплатно
Однажды, когда мне было лет восемь или около то го, Мария Ивановна легонько приподняла пальцем мой подбородок, несколько секунд придирчиво вглядывалась в лицо, словно что-то искала. Затем произнесла потеплевшим тоном, с оттенком гор до сти:
– Наша порода. Не правда ли, есть что-то от мамы? Глаза, нос, брови, даже цвет волос… Саня, ты видела фотографию своей прабабушки?
Я отрицательно покачала головой. Мария Ивановна живо метнулась к шкафу, извлекла на свет альбом в сафьяновом переплете и продемонстрировала мне еще оно древнее фото. Пожелтевшее, дореволюционное, с ятями. Хрупкая девушка лет семнадцати с забавным зонтиком, в длинном платье, перчатках по локоть, с белокурыми локонами, причудливо уложенными в ниспадавшие до плеч пружины. У девушки было тонкое бледное личико с высоким лбом, пухлыми губками и огромными темными глазами, в которых застыло радостное волнение. Я придирчиво рассматривала фото, стараясь уловить сходство. Девушка была красивой, я же считала себя классическим гадким утенком.
– Это мама перед свадьбой, – пояснила Мария Ивановна. – Волновалась очень. Вот еще, посмотри…
Я с каким-то тайным благоговением переворачивала страницы прошлого. Наверное, то же чувство робости, смешанной с радостью от прикосновения к сокровенному познанию, испытывают историки, работающие в древних архивах.
Вот та же девушка, но уже старше, положила руку в перчатке на плечо бравого черноусого офицера, держащего на коленях щекастого малыша в смешном чепчике. Открытый, доверчивый взгляд, спокойная улыбка счастливой женщины. Фотография была наклеена на картонку и украшена забавными виньетками.
– Снимок сделан до революции, – заметила Мария Ивановна.
– А кто этот мальчик? – заинтересовалась я.
– Наш старший брат Вася, – ответила на мой вопрос Мария, осторожно коснувшись пальчиком детского личика на фото. – Его репрессировали в тридцать седьмом году.
– Что значит репрессировали? – Я переводила взгляд с деда на Марию Ивановну. – Он умер?
– Да, – сказала Мария Ивановна. – Умер…
– Хватит забивать ребенку голову, – недовольно вмешался дед.
– Она должна знать свои корни, – возразила Мария Ивановна. – К тому же теперь не те времена.
– В этой стране всегда не те времена, – фыркнул дед.
– Что значит репрессировали? – повторила я. Если я слышала новое слово, непременно должна была узнать значение, даже если приходилось перерывать словари.
– Я тебе потом объясню, – пообещал дед и переменил тему: – Видел Петра.
– Как он?
– Неплохо для наших лет. Жалуется на радикулит.
– Ха, – сказала Мария Ивановна. – Его болезни – наше здоровье. Чтоб нам всем не иметь болячек страшнее. Как там Тамарка?
– Тоже на здоровье пеняет.
– Да эту лошадь ломом не сшибешь, – припечатала Мария Ивановна. – А Клара?
– Процветает.
– Торговка, вся в мамашу, – отрезала Мария Ивановна. – Петя всегда был хорошим мальчиком, но бесхарактерным, вот Тамарка на себе его и женила…
– Чего говорить, вся жизнь прожита, – отозвался дед.
– И то правда, – согласилась Мария Ивановна.
Они часто спорили, но быстро приходили к согласию.
– Как Дуся? – спрашивала Мария Ивановна про мою бабушку Евдокию.
– Спасибо, нормально. Передает тебе привет.
– И ты ей передавай.
Почему-то мне казалось, что бабушка и Мария Ивановна не жалуют друг дружку. Наверное, потому, что они были очень разными, и вместе им было неинтересно, как мне с приезжими детишками или троюродным братцем Глебом. Взрослым везет: у них есть выбор, с кем – общаться, с кем – нет, а с кем – обмениваться приветами на расстоянии. Их никто не хватает за руку, не запихивает в душное метро, не читает нотации о том, как надо себя вести в гостях, ехать в которые хочется не больше, чем отправляться в школу после каникул.
Соколовы ЛидияРодители деда Георгия были мелкопоместными дворянами. Не Шереметевыми, конечно. Но имели имение где-то в Липецкой губернии. Род якобы брал начало от некоего Александра Соколова, отличившегося при Петре I в войне со шведами. Быть может, это всего лишь легенда, из тех, которые существуют в каждой семье. Но мне хотелось верить, что именно от воинственного предка я вместе с именем унаследовала «трудный» бойцовский характер, упрямство, порой переходящее в упертость, силу воли и толику агрессии – качества, делающие привлекательными мужчин, но отнюдь не украшающие женщин.
Отец Георгия, Иван Федорович Соколов, служил в царской армии и погиб в восемнадцатом в вихре Гражданской войны. А вскоре пожаловала новая власть и велела его жене, Лидии Владимировне, и пятерым детям, младшему из которых не исполнилось и года, освободить родовое имение. Поначалу Лидии и детям выделили две комнаты в их собственном доме. Большую же часть занял бравый комиссар. Первое время Лидия мирно уживалась под одной крышей с новой властью, комиссар явно благоволил к красивой вдове, угощал малышей сластями и обещал свозить в Москву показать Ленина. Но однажды темной ливневой ночью изрядно хмельной сосед стал ломиться к Лидии и громко требовать любви. Лидия дверь не открыла, раздосадованный комиссар, грязно ругаясь, удалился ни с чем. А наутро потребовал, чтобы Лидия либо стала его женщиной, либо убиралась вон вместе с выводком.
Лидия молча отправилась собирать вещи. Незадачливый кавалер стоял в дверях и зорко наблюдал, чтобы женщина не прихватила ничего, что могло бы потребоваться новой власти. Лидия все же исхитрилась спрятать шкатулку с драгоценностями в узле с детскими вещичками. В последний раз оглянулась на родной дом, до крови прикусила губу, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.
– Может, передумаешь? – крикнул вслед комиссар.
Но Лидия не оборачивалась. В Москве она надеялась найти правду. Надеждам не суждено было сбыться: после ее молчаливого ухода бравый комиссар с товарищами учинили грандиозную попойку, закончившуюся пожаром. Деревянный дом полыхнул, как стог сена, и погреб под горящими обломками представителей новой власти.
Страшной дорогой до Москвы Лидия потеряла дочь, Оленьку. Слабенькую, болезненную девчушку свалила пневмония. Потом были вокзалы, подвалы, улицы, грязные ночлежки… Однажды в приемную к самому наркому просвещения Луначарскому после краткого скандала вошла растрепанная, худая, прямая как жердь женщина с лихорадочно горящими глазами на белом лице, в некогда дорогом, из французского облегченного драпа, пошитом по моде позапрошлого сезона, изрядно замызганном пальто, растоптанных туфлях и объявила, что не сойдет с места, пока не увидит начальника. Позади жались друг к дружке четверо измученных полупрозрачных ребятишек. Нарком женщину принял, выслушал, поселил в барак и дал направление на работу – школьной учительницей. Про прошлое велел помалкивать, а еще лучше – вовсе позабыть, как сон невероятный и бесполезный.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments