Зачем тебе любовь? - Наталья Потемина Страница 4

Где вы, подруги? Ау! Где ваши розовые облака, увитые цветами качели, хрустальные замки и белые кони, по грудь тонущие в утренних росных травах? В каких седьмых измерениях, параллельных мирах, черных дырах, потаенных глубинах космоса сгинули ваши невинные сны? Чего ждете вы сегодня, что принесет вам завтра, на что вы надеетесь в будущем, затравленные, испуганные зайчихи, утраханные по гланды жестокой повседневной действительностью? Где ваши светлые слезы, тихая грусть, бессмысленная, глуповатая, упрятанная глубоко в сердце нежность? Все ваши ценности, мнимые, вымышленные и бесконечно вредные, давно сожраны инфляцией вашего собственного духа в угоду первому постсоциалистическому поколению принцев, плывущему без руля и ветрил в бесконечном океане зелени. Этим славным парням нет никакого дела до вашего невостребованного материнства, вашей высохшей без молока и напичканной силиконом груди, бесполезно тяжелеющих бедер, и даже запах вашего выдолбленного бесконечной вселенской еблей лона не раздувает им ноздри и не холодит виски.

Мир вашему дому, подруги. Вечный покой праху ваших иллюзий. Светлая память мечтам. Мраморный памятник на прогреваемом солнцем пригорке. Сирень справа, черемуха слева. «Как хороши, как свежи были...» Короче, аминь.

Ленка допила остатки коньяка. Потом накинула плащ и, не дождавшись лифта, сбежала вниз по лестнице. Выскочила из подъезда, предусмотрительно глянула по сторонам и, аккуратно перейдя улицу, остановилась у знакомой торговой палатки. Недолго думая купила две бутылки темного пива и с чувством выполненного долга медленно двинулась обратно...

Ночью она снова проснулась от собственного крика и, лежа в полной темноте, долго пыталась вспомнить, что же ее так напугало в этот раз. Потом включила свет, накинула халат и прошла на кухню. Закурила сигарету, но после первой же затяжки закашлялась, тщательно затушила длинный нерачительный окурок под струей воды. Вернувшись в спальню, вынула из косметички красный обкусанный карандаш и записала на давно просроченном телефонном счету: «Не хочу, но я пью терпеливо из бутылки вчерашнее пиво, одиночества не утолила, но смогла в горле ком проглотить... Сигарету крошу, как горбушку, я жилеткой была и подушкой, кошельком я была и кормушкой, как ты мог так со мной поступить?»

Следующим утром Ленку снова разбудил телефонный звонок.

– Ты что? Еще дрыхнешь? – Она узнала негодующий голос Игоря и кубарем скатилась с постели. – У тебя есть полчаса, пока я до тебя доеду, и не забудь мне сварить кофе!

– Сам сваришь, – проворчала Ленка, поднимаясь с пола и натягивая на себя одеяло.

Когда же наконец затопят, подумала она. Хотя, наверное, еще рано, сентябрь только начался, бабье лето в самом что ни на есть разгаре. Куст боярышника во дворе только-только начинал багриться.

«А листья за окном уже мели, они гудели мерно, как шмели... А свет из глаз сгущался, горячел, прожектором спускался ниже... И становилось ближе случайное знакомство тел. Мы не дотянем даже до весны, а ты еще упоминал о лете...»

Строчки споткнулись и тут же бесследно растворились в глубине Ленкиного замутненного сознания. Она, покачиваясь, побрела в ванную. Горячие, какие только можно было терпеть, струи воды обожгли ее тело, но она покорно продолжала стоять под ними, медленно приходя в себя. Потом очнулась, резко повернула кран вправо, и мощный ледяной водопад обрушился на ее голову.

Когда Игорь поднялся к ней в квартиру, Ленка только-только успела привести себя в порядок.

– Хочешь кофе – вари сам! – с порога объявила она и пошла в комнату собираться.

– Так я и знал! – запричитал Игорь. – Опять полдня в пробке простоим. Просил же как человека: встань пораньше! Кто рано встает, тот и заказывает музыку. Тебе кофе варить?

– Не надо, Игореш, не беспокойся, – отказалась Ленка.

Особо не задумываясь, она побросала в дорожную сумку под руку попавшие тряпки и, немного помедлив, взяла со стола мобильник. Убедившись, что пропущенных звонков не было, отключила его и аккуратно положила на прикроватную тумбочку. Уже выйдя из комнаты, вдруг спохватилась и решила вернуться за телефоном. Посмотрела на свое отражение в зеркале и, зачем-то плюнув три раза через плечо, пошла к Игорю.

Из города выбрались на удивление быстро. Ленка уже было приготовилась к долгой обременительной дороге, но светофоры дружно настроились на зеленую волну, дали открылись, и безнадежные московские пробки рассосались сами собой.

Сентябрь за окнами движущейся машины был ярче и ощутимей, чем в статичной пешеходной Москве среди ее чудом сохраненных скверов и чахлых загазованных бульваров. Город оброс затейливыми стеклобетонными излишествами, тесня и без того хрупкие островки позапрошловековой архитектуры, редкие экземпляры которой нынешние хозяева все же не оставили на произвол судьбы, а отремонтировали по-новому, на свой вкус, роскошно, вычурно и богато. Редкие двух-трехэтажные домики стояли уютные и аккуратные, словно шкатулочки, окрашенные в большинстве своем в охристые, медовые тона. Москва погрузилась в янтарную, как крыжовенное варенье, осень и, сладко подремывая на солнышке, пускала разноцветные пузыри.

Успешно миновав кольцевую, «Ауди» вырвалась на бескрайние просторы Подмосковья. Какое-то время ехали молча, потом Ленка попросила Игоря остановить машину и без всяких объяснений пересела на заднее сиденье. Игорь, уже привыкший к ее выкрутасам, не стал заострять на этом внимания, а лишь пробормотав про себя что-то неласковое, сильнее нажал на газ. Ленка, продолжая молчать, тупо смотрела в окно. Она сняла с себя куртку и, небрежно скомкав, бросила рядом. Достала из сумки сигареты, повертела в руках, но курить раздумала. Вынула мобильный, попыталась убить зайца, да пожалела. Полистав страницы записной книжки, нашла букву «Д» и написала слово «дура», обвела три раза, поставила восклицательный знак и, рухнув столбиком на сиденье, мгновенно уснула.

Впервые за последние несколько недель она спала крепко, как ребенок, и не видела никаких снов. Мотор работал тихо, убаюкивающе, какой-то француз картаво намурлыкивал что-то сладкое из динамиков, в машине было уютно, тепло и по-особому защищенно.

Игорь изредка оглядывался на Ленку и думал о том, что в другие времена он ни за что не согласился бы ехать на это местечковое мероприятие, сколько в ему ни заплатили. А вот теперь он, заслуженный деятель искусств, лауреат международных конкурсов, член союза композиторов, автор многочисленных и всеми любимых в начале восьмидесятых хитов, едет на какой-то задрипанный конкурс песни за паршивую штуку баксов и считает свое присутствие на этом КП районного масштаба чуть ли не за счастье.

Комсомольская молодость быстро пролетела резвой пташечкой над головой, оставив только терпкий привкус свежести на губах и глубокие незаживающие раны на сердце. Бесконечная, как казалось, мужественная зрелость, щедро раздаривая плоды, вдруг незаметно утомилась и обнищала. На горизонте замаячила старость, обнажая в жуткой улыбке ослепительные металлокерамические зубы.

Надо было раньше думать. Головой, а не жопой. Было же время, когда не знал, куда деньги складывать, тогда и надо было продюсерством заняться, а не песенки друзьям на радость, себе в удовольствие писать. Как говорится, кто успел, тот и съел. А теперь попробуй, заработай. Как еще на «Песню года» прорвался, непонятно. Если бы не Саша, думал Игорь, меня в там вообще не увидели. Говорят, Сыромятин меня на дух не переносит. Что я ему плохого сделал? Но мы еще пожуем, мы еще покусаемся. Тяжелые, будь они неладны, времена, грубые нравы...