Будь со мною нежен - Киран Крамер Страница 4

Конечно, нет.

– Тру, детка, что-то не так? – спросил он, чувствуя, как участился его пульс.

Она не была «его деткой» и никогда не будет: лишь на одну-единственную ночь он притворился, что была.

Тру покачала головой и дрожащими пальцами взялась за ручку двери.

– Н… ничего.

Открыв дверь машины, она наступила прямо на свое огромное портмоне и отскочила в сторону, оставив дверь широко открытой.

Харрисон тоже вышел из машины, с другой стороны.

– Что случилось?

Когда он схватил ее, она дрожала как лист на ветру. И потом эта проклятая книга выпала из-под ее платья, что было настолько странно, что он решил не обращать внимания. Он знал, что она любит читать, но, возможно, здесь нужна не книга, а что-то сладкое.

– Ты диабетик?

Он сделал знак Чарли: мол, стой на месте, на тот случай если потребуется вызвать «Скорую», и тот застыл с камерой, свисавшей с плеча.

Тру с трудом сдерживала рвотные позывы, зажав рот руками; пыталась глубоко дышать. Задержала дыхание. Выдохнула.

Харрисон положил руку ей на спину.

– Я с тобой.

На лбу у нее выступили капельки пота, спина согнулась, дрожь сотрясала все тело.

Придется все-таки вызывать «Скорую».

Он вытащил мобильник, но Тру схватила его за руку:

– Нет!

– Да, – отрезал Харрисон тоном, не терпящим возражений. – Мы не можем рисковать: ты бледная, как смерть, дрожишь. Это что-то серьезное.

Тру покачала головой.

– Мне просто нужно подышать: вот так.

Она снова зажала рот руками и принялась громко дышать. Это его немного успокоило, и он попросил Чарли:

– Дай мне чехол от камеры.

Тот все понял, и подбежав к Тру, протянул чехол. Она схватила его и засунула туда лицо.

– Что, черт побери, происходит?

– Приступ паники. – Лицо Тру все еще было скрыто чехлом. Она присела, а потом и вовсе легла на спину, но не оттого что стало хуже, а просто хотела расслабиться и прийти в себя.

Пульс Харрисона стал понемногу приходить в норму.

– Я боюсь летать, – опустив чехол, прошептала Тру и вздрогнула: раз, потом другой, – как птичка, ударившаяся об оконное стекло.

И залилась слезами.

– Ну, знаешь… – Он покачал головой. – Почему ничего не сказала?

Харрисон присел рядом с ней, притянул к себе, и, снова спрятав лицо в чехол, Тру пробормотала:

– Я думала, что справлюсь…

Несмотря на то что голос ее звучал глухо, с Харрисоном он творил что-то невероятное.

– Ты всегда думаешь, что справишься.

Тру ничего не ответила, и он, глядя на ее тонкие руки и шею как у подростка, сухо проговорил:

– Вот и правильно. Тебе просто нужно помолчать и спокойно подышать, Тру Мейбенк. Пусть мир отдохнет от тебя несколько минут.

Чарли отошел в сторону, а Харрисон взял руку Тру и начал растирать. Она почувствовала тепло и ждала, когда ей передастся его дрожь, но этого не случилось.

Он просто успокаивал, не думая, что делает что-то особенное. Она же была уверена в обратном: верила, что Харрисон не только возглавляет хит-парады, но еще и обладает сверхъестественными способностями.

– Не выбрасывай мою книгу, – донесся глухой голос из-под чехла. – Пожалуйста.

И пусть это «пожалуйста» было таким жалким, и она все же осталась верна своей старой привычке – командовать.

Большой самолет над их головами снижался, готовясь к посадке, выпустил шасси.

«Добро пожаловать в реальность!» – подумал Харрисон. Запах дизеля ударил в ноздри. И пусть он пишет и поет о простых вещах, о сути жизни, сам же всегда старался бежать от реальности.

Забавно, что ему удалось понять это здесь, на раскаленной от солнца парковке, рядом с любительницей чтения по имени Тру Мейбенк. После их расставания десять лет назад он был уверен, что вряд ли обрадуется, если увидит ее еще раз. И вот сейчас ему совсем не хотелось, чтобы она уходила…

Черт, это удивило его.

Отчасти.

Харрисон мельком взглянул на мисс Каприз: коленки подтянуты к груди, лодыжки сомкнуты, веки опущены; руки покрыты легким загаром, но косточки пальцев, сжимавшие чехол, побелели. Густые ресницы опущены – совсем так, как в былые времена, когда они сидели на причале трейлер-парка, и она подставляла лицо солнцу.

Он помнил тот день, когда поймала краба: завизжав от радости, упустила сеть, краб вывалился и припустил в сторону прямо через ее ногу. Она же, издав восторженное: «Уууу-ух-тыыыы…» – плюхнулась спиной в воду.

И сейчас, под солнцем Атланты, Харрисон улыбался, вспоминая, как кидал камешки в воду и следил за их полетом. И его вовсе не удивляло, что теперь ему хотелось остаться здесь.

Итак, приступ паники случился прямо на глазах у Харрисона. Ах как досадно! Тру даже расплакалась, но это были слезы слабости и огорчения. Эти «неприятные эпизоды», как называл их доктор, невозможно предугадать. И каждый раз, когда случался очередной, – она была уверена, что еще немного и умрет. Она должна была просто дышать, чтобы остаться в живых, и на этот раз не стала зацикливаться на том, что произошло, – Харрисон видел ее и не в таких ситуациях. Тру вспомнился случай, когда она надела белые туфли до Пасхи или, еще хуже, когда добавила говядину в салат с цыпленком, которым так гордилась ее мама. Ей надлежало испытывать смущение, а она даже не покраснела. Да и с чего ей, собственно, краснеть?

Сейчас Харрисон выглядел как взъерошенный Бред Питт после разгульной ночи в каком-нибудь сомнительном заведении. Она смотрела на него и представляла, как его кулак врезается в скулу подвыпившего парня, и тот летит через стол, уставленный пивными кружками, вперемешку с покерными фишками и игральными картами.

Поймав ее взгляд, он вскинул бровь, стряхнул песок с обложки книги и протянул ее Тру. Она заметила тонкую вертикальную морщинку у него на лбу, прямо над носом, и поняла, что больше не может лгать себе. Втайне она была потрясена, что этот болезненный приступ увидел именно он, не репортер из «Энтертейнмент уикли», а мужчина, тот самый, который когда-то – ей было восемнадцать – довел ее до умопомрачительного экстаза. Ей было не по себе, оттого что она абсолютно потеряла контроль над своими чувствами, как и тогда…

Он так и остался единственным…

Да, именно так. Потому что такого никогда не случалось с Дабзом. Он не замечал, а Тру не придавала этому значения и пользовалась вибратором, пусть он и жалкая замена того, что должно происходить в реальности. Только реальность с Харрисоном можно назвать случайностью – это как семидесятипятипроцентная скидка в обувном магазине в тот самый день, когда собака сжевала твои самые лучшие туфли. Вполне непредсказуемая ситуация.