Евгения - Елена Гайворонская Страница 4

Не дожидаясь ответа, она притащила учебники русского языка и геометрии, листок с вопросами и заставила Максима её экзаменовать. Без запинки доказала теорему о подобии треугольников, рассказала про знаки препинания в сложносочинённых предложениях, начертила схему предложения. После этого обернулась к матери с торжествующим видом и нахально показала язык.

– У тебя хорошая память. – с уважением сказал Максим.

– Да, память у неё отличная. – Подтвердила немка. – Ещё в детстве с ходу запоминала большие тексты и иностранные слова. А грамматику она просто схватывает на лету.

– Тоже в иняз пойдёшь? – Спросил Максим девчонку.

– Наверное, – кивнула она. – Впрочем, я ещё не решила. Я думаю.

– Ты бы Максиму город показала что ли. – подсказала Екатерина Григорьевна.

– Что его показывать? Это что, трусики? – Удивлённо приподнимала брови Евгения. – Вот он, иди и смотри.

– Женя, что за пошлые остроты! – Негодующе воскликнула немка. – Я бы попросила впредь воздерживаться от подобных шуточек. Как не стыдно, да ещё в присутствии мальчика!

Евгения лишь хихикнула. Макс, к слову сказать, тоже прыснул. Девчонкина непосредственность и смешливое лукавство его забавляли. В ней не было нарочитого кокетства и выпендрёжности, которые, возможно, появятся позже. Она не играла во взрослую, не старалась казаться старше, опытнее, чем обычно грешат девочки-подростки. Она была самой собой – упрямой, своенравной, независимой, энергичной, прямолинейной. Казалось, всё её маленькое существо говорило: «Вот я, такая, какая есть. Принимай, или уходи.» Иногда, возвращаясь домой в гремучей электричке, Макс ловил себя на том, что под стук колёс думает о Евгении. Ничего конкретного. Просто вертятся в голове её рыжие волосы, кошачьи глаза, угловатые жесты, открытая улыбка…

Как-то в очередной приезд Максима стены комнаты содрогнулись от беспощадного стука. Кто-то молотил так, что она грозилась обрушиться.

– Евгения, перестань! Ты мешаешь заниматься! – Крикнула немка. И пожаловалась: Голова уже трещит!

– А что случилось? – Поинтересовался Максим.

– У Женьки в комнате оборвался карниз. – Посетовала Екатерина Григорьевна. – Она взялась сама его повесить. Я говорю: надо вызвать плотника, под потолком бетонная балка проходит, её просто так молотком не возьмёшь. А Евгения не слушает. Такая упрямая! – И добавила с неожиданной тихой гордостью. – Вся в отца.

Максим никогда не спрашивал про немкиного супруга: неудобно, и сейчас вопрошающе посмотрел на учительницу. Та поняла немой вопрос и ответила:

– Я ведь давно вдова. Мой муж, Володя, умер, Царство ему Небесное. Золотой был человек. Сгорел от рака желудка, как свечка. А всё, что после было – не то и не так. Пыталась, да не получилось. Может, это и к лучшему. Я ведь невольно всех с Володей сравнивала… А Евгения очень похожа на отца. Такая же рыженькая…

Губы Екатерины Григорьевны задрожали, и Максим вдруг осознал, что бывает боль, которую невозможно изжить до конца, она всегда с тобой, как воздух, как день или ночь. Можно забыться, но не забыть. Продолжать двигаться, петь, смеяться, снова любить, но в самом тайном уголке души хранить частичку померкшего света, который и даёт силы жить дальше. Он застыл в молчаливом преклонении перед этим светом памяти, перед самим фактом его существования. Ему захотелось как-то помочь, что-то сделать для этой стойкой маленькой женщины.

– Давайте я попробую. – Решительно толкнул дверь в комнату Евгении, где до той поры не бывал ни разу. Окинул всё вокруг быстрым взглядом. Сразу видно: девичья. Обои в мелкий розовый цветочек, на узкой этажерке – мягкие игрушки, рядом с учебниками – маленькое подвесное трюмо с полочкой, заставленной банками-склянками. Узкая кушетка у окна под сбитым велюровым покрывалом с оборками, поверх раскиданы глянцевые журналы, на стенах – портреты тощих манекенщиц в экстравагантных нарядах, вперемешку с любительскими фотографиями в картонных рамках:– оранжевый закат на море, желтоглазые ромашки, смешливые девчонки в обнимку, полосатая кошка с глазами, как у Евгении.

– Женька снимала. – Мимоходом пояснила Екатерина Григорьевна. – Это её хобби. Фотоаппарат ей хороший в Германии купила.

– Здорово. – Искренне похвалил Макс.

Раскрасневшаяся от усердия, с прилипшими ко лбу рыжими прядями, выбившимися из стянутого резинкой «конского хвоста», в затёртых до дыр джинсах и растянутой футболке, Евгения балансировала на подоконнике с молотком в одной руке и длиннющим гвоздём в другой. Несколько покорёженных согнутых гвоздей уже валялись на полу. Возле босых пальцев с выкрашенными ярко-розовым лаком ноготками стояла жестяная банка из-под кофе – в ней смиренно ожидали своей участи остальные гвозди.

– Привет, – буркнула через плечо Евгения, приставила гвоздь к изрядно побитой стене и прицелилась молотком.

– Ну-ка, слезь, отдохни. – Коротко распорядился Макс.

Евгения попыталась спорить, но он просто стащил упрямую девчонку с подоконника, за что получил несколько щипков, подзатыльник и две царапины на шее.

– Ох, и вредная же ты. – Покачал головой Макс, потирая шею. – Дрель в доме есть? А лучше перфоратор.

– Инструменты на антресолях. – Сказала Екатерина Григорьевна. – Женя, принеси табуретку.

– Сам возьмёт. – Надулась Евгения. Уселась на кровати, обхватила руками колени, гневно сверкала исподлобья потемневшими глазищами.

– Чего злая такая? – Удивился Максим. – Помочь же хочу.

– А руки зачем распускать?!

– Ну, ты ребёнок! – Рассмеялся он. – Как тебя ещё было с окна согнать? Всю шею расцарапала. Больно же. Что теперь своей девушке скажу?

– Так тебе и надо. – ещё больше разозлилась Евгения. – Свою девушку и хватай. В другой раз укушу, понял?

– Понял. – Снова хохотнул Макс.

– Ничего смешного!

– Жень, ну как не стыдно? – Укорила немка. – Мальчик помочь хочет. Вот стремянка, полезай.

Максим залез на антресоли, чихая от пыли, нашёл старую сумку с инструментами, перебрал, вытащил дрель и набор свёрл.

– Дюбеля нужны. – Сказал он. – Есть поблизости хозяйственный магазин?

– Есть, есть. – Засуетилась немка. – Только мне так неудобно…

– Да всё нормально! – Заверил Макс. – Работы-то здесь на десять минут.

– Евгения, сходи с Максимом в «Стройматериалы». – Тоном, не терпящим возражений, наказала Екатерина Григорьевна.

– Ладно. – Неохотно согласилась Евгения. – Выйди, я переоденусь.

Через минуту Евгения вышла из комнаты уже в новых джинсах и клетчатой рубашке на мужской манер, оправила волосы, сунула ноги в мокасины, скомандовала:

– Идём.

До магазина шли молча. Евгения явно не желала снисходить да общения.

– Ладно, извини, – сказал Макс, – я не хотел тебя обидеть. Мир? – И протянул открытую ладонь.