Где ты, любовь? - Кимберли Рей Страница 4

— Знаешь что, прочитай мне «Ромео и Джульетту». Всю пьесу не надо, только с того места, где они еще могут быть счастливы. Я не хочу сегодня плакать. Я хочу слушать про настоящую любовь, которая должна хорошо закончиться. Знаешь, мой муж называл меня Джульеттой.

— Он сильно любил вас. — Берта улыбнулась. Ей показалось, что миссис Мэллори действительно идет на поправку: по крайней мере, она больше не говорит о смерти.

Когда все процедуры были закончены, Берта села в удобное кресло возле кровати миссис Мэллори и принялась тихим голосом читать пьесу о самой прекрасной любви.

У Берты был красивый, глубокий голос. Когда она читала, миссис Мэллори казалось, что перед ее глазами встает история, которую много веков назад описал Шекспир.

Она закрыла глаза и слушала Берту. Графиня вспоминала самые счастливые дни своей жизни: когда она узнала, что мама родила брата, когда Стюард Спенсер просил ее руки, признаваясь в любви, когда она узнала, что у ее брата родился сын, ее племянник. Она вспоминала каждый солнечный день, каждый миг, в который счастье приходило к ней. Она вновь переживала все эти дни, часы, минуты, мгновения. Лоб ее разгладился, а на губах появилась спокойная улыбка. Миссис Мэллори глубоко вздохнула и закрыла глаза.

Берта читала еще несколько минут, а потом посмотрела на свою затихшую пациентку. Сначала ей показалось, что миссис Мэллори уснула. Но Берте слишком часто приходилось видеть, как на глазах заостряются черты лица больного, как кожа становится похожей на воск. Она приложила палец к вене на хрупкой шее миссис Мэллори и не почувствовала никакого движения.

— Вот и все, — тихо сказала она, обращаясь к миссис Мэллори. — Вы прошли свой путь. И, кажется, в конце вы стали счастливы. Прощайте, миссис Мэллори.

Она встала и вызвала врача. Теперь ее работа закончилась.

Берта слишком часто видела смерть, и ей казалось, что она научилась смиряться с ней. Но сейчас, когда вокруг тела миссис Мэллори суетились врачи и медицинские сестры, она стояла поодаль и чувствовала, как по ее щеке катится одинокая слеза.

Вы были такой хорошей, доброй, думала Берта, прощаясь со своей пациенткой, которая стала для нее ближе за эти дни, чем родная мать. Как жаль, что не было никого, кроме меня, кто мог держать вас за руку в этот день и читать вам Шекспира. Зато теперь вы рядом со своим мужем. И, должно быть, счастливы. Мне кажется, что я вам завидую, миссис Мэллори. Но вы бы рассердились на меня за эти слова.

Берта несмело улыбнулась, смахнула слезу и вышла в коридор. Есть и другие люди, которым требуется ее помощь. А значит, надо взять себя в руки и помогать всем, кому еще можно помочь.

Берта возилась в препаратной, сверяя лекарства со списком. Она сама попросила направить ее на эту надоедливую и, по сути, бесполезную работу. Еще два дня назад ей казалось, что она уже успела привыкнуть к смерти своих пациентов. Ведь большинство из тех, с кем ей приходилось работать, были безнадежно больны.

Берта и не думала, что так сильно привяжется к миссис Мэллори. Ведь старая графиня проявляла удивительное упрямство, придирчивость. Любила выспрашивать то, что она, Берта, тщательно скрывала. Но в то же время была прекрасной собеседницей, обладала живым юмором. Больше всего Берте нравилось в миссис Мэллори то, что пожилая женщина никогда не жаловалась ни на боли, ни на вынужденную обездвиженность. Она стойко переносила то, что послала ей судьба.

Берте казалось, что именно эта стойкость и роднит их, притягивает друг к другу.

Роднила и притягивала, мысленно поправила себя Берта. Она глубоко вздохнула, пытаясь прогнать противный липкий ком, который застрял в горле. Теперь я могу думать о ней только в прошедшем времени. А ведь действительно казалось, что чудо случится. Но она сама уже давно хотела уйти. Мне кажется, она не знала, для кого ей жить. Как это печально.

Берта украдкой смахнула непрошеную слезу со щеки. Она знала, что если сейчас, в первые дни, позволит себе слабость, то больше не сможет взять себя в руки и продолжать работать. Она и так отказалась работать с другими пациентами, пока не придет в себя. Хорошо, что старшая сестра поняла ее состояние и позволила заняться делами, которые не требуют контакта с пациентами.

— Сестра Джойнс! — официальным голосом по переговорному устройству вызвала ее старшая сестра.

— Да?! — откликнулась Берта, удивившись. В больнице среди персонала не было принято обращаться друг к другу так официально — сестры называли друг друга по фамилии, только если рядом находились пациенты или посторонние. Так что, видимо, кто-то был рядом со старшей сестрой.

— Я на пульте. Вы не могли бы сейчас же подойти ко мне? — спросила она.

— Конечно, — откликнулась Берта.

Она отложила коробку с одноразовыми шприцами и вышла из кладовой. Если уж ее зовет старшая сестра, да еще и таким образом, следует поспешить. Случилось что-то важное.

Когда Берта подошла к пульту, где днем сидела старшая сестра, а ночью — дежурная, сестра Паркинс сидела там как на иголках. Обычно сдержанная старшая сестра жестом поторопила Берту. Ее полная фигура колыхалась в зеленом сестринском халате, как волны моря.

— Берта! Пришел нотариус миссис Мэллори и требует, чтобы ты немедленно пришла к нему в конференц-зал.

— Что ему надо от меня?! — удивилась Берта.

— Надеюсь, он не потребует, чтобы ты дала показания, будто графиня была нездорова психически? — с легким намеком поинтересовалась миссис Паркинс.

Берта поняла, что, если от нее действительно попросят такие показания, ей лучше говорить правду: до последней минуты миссис Мэллори была в здравом уме и твердой памяти. И не удивительно, что старшая сестра намекала об этом Берте. После кончины графини больница рассчитывала получить приличный куш из наследства. А если завещание признают недействительным? Насколько Берта знала, у графини остались только очень дальние родственники, которые уже и не помнят о ней, а значит, наследство отойдет государству. Этого менеджеры больницы не могли допустить. Хотя свою часть они должны были получить. Кажется, миссис Мэллори обещала им одну десятую своего состояния.

Интересно, во сколько же оно оценивается, если менеджеры готовы бороться даже за одну десятую?! — подумала Берта. В любом случае я не буду лгать никому. О чем бы меня ни просили.

— Стелла, а ты уверена, что именно я им нужна?

— Конечно! Ведь ты последняя разговаривала с ней!

— Хорошо. — Берта обреченно вздохнула. Она еще не оправилась от потрясения, которым стала для нее смерть миссис Мэллори, и не имела никакого желания беседовать об этих минутах ни с кем. Тем более с нотариусом.

— Ни пуха, Берта! — пожелала ей старшая сестра. Она не раз и не два беседовала и с адвокатами пациентов, и с нотариусами, и с обиженными в завещании родственниками. Поэтому прекрасно понимала Берту.