Инкогнито - Анна Яфор Страница 4

Может, у них с Машкой какой-то неправильный ген? Он в этом ничего не понимает. Заумные медицинские термины, которыми делилась Нина, почему-то отводя глаза, мало что прояснили. Кроме самого главного. Тогда она прошептала, очень тихо и виновато, словно дело было и не в нем вовсе: «Милый, так бывает… Здесь нет ничьей вины… Мы же с тобой справимся?»

Не справились. Она хотела ребенка. Своего. А он – ее, до конца жизни. Хотел навсегда, а не такими вот безжалостными тенями прошлого, которые при первой возможности пробирались в его дом. Потому и ненавидел этот праздник, отнявший все сразу.

А мама продолжала что-то говорить, и даже не видя ее лица и не слыша ни звука, он прекрасно знал содержание слов. Странная привычка матерей в бедах своих детей винить себя была ему не понятна, но добавлять переживаний не собирался. Пусть лучше считает, что сын до сих пор оплакивает свою потерю, и каждый раз при встрече пытается сосватать ему какую-то очередную знакомую, чем знает правду. Хоть и не верил в ложь во спасение, но что-то подобное весьма успешно практиковал в жизни.

– Хорошо, мама, я приеду. Нет, один, ты все неправильно поняла. Буду занят допоздна, а как освобожусь – сразу к вам.

Отбросил телефон и отправился одеваться: несмотря на дурное настроение, работу никто не отменял. Кинул взгляд на плиту, где уже подсохли бурые пятна, и неожиданно для самого себя рассмеялся: кляксы слились в корявый узор. Жена бы обязательно увидела в нем что-то красивое, разглядела бы замысловатый рисунок, радующий глаз. Она умела находить положительное в самых неприглядных моментах. А он замечал лишь грязь, грубую и откровенную. Как и сейчас. Только если оттереть кофейные разводы не составляло труда, с его жизнью такой номер не пройдет.

В офисе никого не было, что оказалось совсем не удивительно: раннее утро 31-го декабря не располагало к подобному времяпрепровождению. Тем более, что прекрасно организованный сервис помогал принимать заявки в любом месте.

То, что сегодня звонков будет как никогда много, он не сомневался: люди всегда вспоминали в последние часы уходящего года о том, что им срочно нужно поздравить кого-то, проговаривая несказанные слова чужим красивым языком. Ребятам придется сегодня работать до ночи, развозя подарки и воплощая в жизнь чьи-то фантастические мечты.

На столе Алисы – чашка с недопитым чаем: похоже, девушка вчера опять спешила. Наверняка засиделась допоздна, отвечая на звонки. Почему-то любила делать это именно в офисе. Впрочем, у него почти был точный ответ, только ни себе самому, ни уж тем более девушке он не стал бы его озвучивать. Улыбнулся, вчитываясь в аккуратно выведенные строчки: Алиса подробно расписала все заявки, даже те, которые предстояло обработать уже в новом году.

Просто чудо, а не девчонка. Как же им повезло с таким секретарем: никогда ничего не забывает, не упускает ни малейшей детали. Редкий, диковинный цветок, здорово оживляющий их мужское царство. Встреть он ее несколькими годами раньше…

Ожил телефон, и мужчина усмехнулся, рассмотрев номер звонившего. Она как будто чувствует момент, когда уместно проникнуть в его мысли.

– Доброе утро.

Сладкий голос. Такой… уютно-домашний. Представить растрепанную девочку, только что выбравшуюся из постели, не составило труда. Сейчас она отправится на кухню и под аккомпанемент отцовского ворчания будет готовить завтрак, одновременно прокручивая в голове текст очередного письма. Сказка для какого-то малыша выйдет неповторимой: Алиса в этом мастерица. Сам бы слушал, если бы был помладше и понаивнее.

– Ты уже на месте?

– Изучаю твой опус, красавица. Как всегда, безукоризненно.

– Там есть три новых заявки, которые нужно выполнить сегодня. Раз ты добрался до офиса первым, можешь выбрать себе любую.

Мужчина хмыкнул.

– Лисенок, Дед Мороз из меня никакой. Там Лешего никто не заказывал? Или Серого волка?

Алиса рассмеялась.

– Есть одна Красная шапочка, позвонила вчера уже под вечер. В программе под номером 292.

– Она желает быть съеденной на Новый год?

Девушка умолкла, почему-то не отреагировав на его кривую шутку. Молчала довольно долго, а потом вдруг выдала непривычно взволнованным и тихим голосом.

– Мне кажется, что ей должен написать именно ты. Я редко ошибаюсь в таких вопросах и еще реже прошу тебя сделать что-то подобное.

И правда, редко. Мог бы пересчитать по пальцам случаи, когда Алиса передавала заявки ему. Смертельно больной старик, позабытый родственниками и тщетно ожидающий в свои последние дни хоть какой-то весточки от близких. Пререкающийся с жизнью подросток, отчаянно пытающийся увидеть хоть какой-то просвет в своем приютском существовании. Молодая девушка, в силу нелепой случайности навсегда лишенная возможности ходить. Он давно отбросил попытки выяснить, какими доводами руководствовалась Алиса, предлагая ему вытирать чужие слезы: собственные жгли глаза невыплаканной болью.

– Ты здесь? – слова девушки прошелестели в трубке. – Сделаешь?

Он вчитывался в скупую просьбу, оставленную незнакомой женщиной, и чувствовал, как внутри закипает раздражение. На эту… даже не оставившую своего имени даму. На Алису, в очередной раз заставшую его врасплох. И на самого себя за то, что не сможет отказать. Будет сочинять сказку, которая должна тронуть чье-то сердце.

Он вздохнул, вглядываясь в безликий экран. «Кто ты? Какие слова принесут тебе радость сегодня? И почему ищешь их на мертвом экране, а не срываешь с теплых губ любимого человека? Зачем ждешь письма от незнакомца вместо того, чтобы наслаждаться елово-мандариновым ароматом праздника? И с чего только Алиса взяла, что твое чудо должен сотворить именно я? Темный дремучий лес, заволоченное небо, дикие звери и удушливое одиночество: ты ведь не о такой сказке мечтала… А другую я могу только придумать…»

Падал снег все утро – белым-белым,

Накрывая ветви и дома,

Я смотрел в окно и между делом

Рисовал на инее тебя.

Здесь стекло промерзло возле рамы,

Видимо гуляли сквозняки,

Блоковский портрет Прекрасной Дамы

Графикой ложился на стихи.

Утро прорывалось сквозь полоски,

В комнату просачивая свет,

И от шпилек до твоей прически

Тонким получался силуэт.

Матовая призрачность основы,

Словно белый грунт на полотне,

И хотя мы даже не знакомы –

Я тебя рисую на окне.

Так изящны контуры движенья,

Будто в танце взмыли два крыла,