Танго с бабочкой - Барбара Вуд Страница 4

Он проплыл под водой до конца бассейна, потом появились его золотистые волосы на солнце. Потом колени. Небрежно, лениво раскинув в стороны руки, барахтался он туда-сюда, вперед-назад и в конце концов перевернулся на спину, чтобы с него стекла вода и кожа заблестела на солнце.

Потом он встал, поднял руки и стряхнул воду с волос. Ощущение того, что она все еще смотрела на него, не покидало его. Он почувствовал эрекцию, что тоже ему понравилось, ведь это увеличило его пенис. Затем натянул джинсы и принялся чистить бассейн.

Позже вновь посмотрел наверх, но ее там уже не было.

Беверли опустила занавески и отвернулась от окна. Она узнала его имя: Джимми.

Потом она выбросила его из головы.

Ее кабинет был очень прост. По сравнению с другой частью дома, которую щедро спроектировали как роскошную и изящную, рабочее место Беверли Хайленд было практичным и без излишеств. Там стояли два больших стола — ее и ее личного секретаря, красное дерево доминировало в кабинете, компьютер «Макинтош Плюс» и сканнер «Кэнон». Мэгги, ее энергичный секретарь, еще не сообщила о текущей работе. Нужно было продиктовать письма, составить список гостей, просмотреть просьбы о благотворительных пожертвованиях, оценить приглашения: куда стоит пойти, а кому отказать. Беверли Хайленд состояла в совете директоров нескольких корпораций; учредила Комитет доверия американских женщин за международное понимание; была председателем комитета культурных ресурсов в Торговой палате Лос-Анджелеса и состояла в Президентском комитете искусств и гуманитарных наук. На ежедневной повестке всегда оставалась личная бухгалтерия, за которой следил ее бухгалтер. Сегодня еще надо было сделать три сообщения для прессы, которые должны были быть написаны и проверены ее публицистами. В состав рабочего персонала Беверли Хайленд также входили два социальных секретаря и агент для связи с общественностью.

Анализируя свое положение, сидя за столом, Беверли налила себе немного травяного чая из серебряного чайничка в чашку от «Севр». Пряный аромат наполнил утренний воздух. Она не добавила сахар, а надкусила одно тоненькое лимонное пирожное, лежавшее на тарелке. В пятьдесят один год Беверли Хайленд очень заботилась о своем питании.

Она посмотрела на календарь на столе; он был в антикварной золотой рамке — подарок от издателя, который очень хотел опубликовать ее мемуары.

На календаре дата была выделена красным: одиннадцатое июня.

Это число, ради которого Беверли Хайленд заставляла себя жить. День, когда открывалась Республиканская конвенция в Лос-Анджелесе. Все, что она когда-либо делала, каждый шаг на ее пути, каждый вздох предназначались исключительно этому дню.

Никогда, она была в этом уверена, кандидат в президенты не имел такого решительного сторонника, как тот человек, который основал «Пасторство Благой вести» — евангелистскую телевизионную империю с доходом в миллиард долларов. Когда он объявил в прошлом году, что собирается занять высший пост в стране, Беверли была просто в экстазе. Это являлось пределом ее мечтаний. И теперь, когда вопрос наконец решился, когда все стремительно шло к первичным выборам, волнение Беверли нарастало с каждым днем — он должен был победить.

Со своими связями и миллионами она устроит так, что он победит.

Сделав глоток чая с корицей, она посмотрела на его фото, которое стояло на ее столе в оловянной рамке. Он подписал фотографию и добавил: «Молитесь Господу».

Преподобный встречался с Беверли Хайленд на обедах по сбору средств и на широко разрекламированных политических кампаниях. Он очень мало знал о ней, зато она знала его слишком хорошо. Она смотрела его «Час Благой вести» почти каждый день уже многие годы, пропустив только однажды, когда была в больнице с гистерэктомией, которая потом дала осложнение. Пока она выздоравливала, ей поставили видеоплеер, чтобы она могла смотреть записи с его проповедями, и это были те же «Часы Благой вести». После она заявила репортерам, что именно эти передачи помогли ей пройти через все это. Она смотрела на него на экране, как она рассказывала репортерам, и слушала его динамичный голос, наполняющий душу мощью и силой, которые помогли ей встать с постели и вернуться к работе. Она написала и сообщила преподобному то же самое, вложив в письмо чек на один миллион долларов.

Она смотрела на календарь. Одиннадцатое июня.

«Пасторство Благой вести» было самой большой «электронной церковью» в Соединенных Штатах. Передачи транслировали ежедневно свыше ста телевизионных станций, их публиковали в еженедельном «журнале власти», они владели компанией звукозаписи, двумя авиалиниями, большей частью Хьюстона и имели ежемесячный денежный оборот в один миллион долларов. Было подсчитано, что около девяноста процентов населения Юга смотрят или слушают «Часы Благой вести» по крайней мере раз в неделю; фактически людей, посещающих церковь и вставших на путь истинный благодаря этим телепередачам, было невозможно сосчитать.

Без сомнения, преподобный был всемогущим человеком.

Он олицетворял моральную благопристойность.

Поставив чашку на блюдце, Беверли встала из-за стола и осознала, что идет обратно к окну. Она была одета в легкий халат; его бледно-голубые шелковые края нежно скользили по обнаженным ногам. Отодвинув занавески, она посмотрела на великолепный сад у своего высокого дома. Он был так красиво и искусно посажен, что никто бы не догадался, что неподалеку расположился шумный Беверли Хиллз со своими делами, магазинами, коммерцией и бешеным дорожным движением.

Ее взгляд опустился на бассейн.

Его звали Джимми, как сообщила ей секретарь.

Она наблюдала за ним, в то время как он водил щеткой в зелено-желтой воде бассейна. Его спина была покрыта потом; солнечные лучи играли на загорелых мускулах. Светлые волосы ниспадали на плечи, подобно волосам викингов. А джинсы были такими узкими… Она удивлялась, как он только мог в них двигаться. Такая задница пользовалась успехом у современных девиц.

— Прошу прощения, — прозвучал задыхающийся голос позади нее. — Застряла на автостраде Сан-Диего! Опять!

Беверли обернулась, чтобы посмотреть на своего секретаря, Мэгги, которая поспешно вошла в кабинет. За ее плечами висела сумка, в одной руке она держала кучу бумаг, на другой висел кейс.

— Не торопись, — сказала Беверли с улыбкой на лице. — У нас есть еще немного времени.

— Клянусь, это так неприятно, — бормотала Мэгги, взяв трубку телефона. Набрав номер кухни, она сказала; — С каждым утром движение на дорогах все труднее и труднее. Могу поклясться, что одни и те же машины затрудняют движение… Привет. Кухня? Это Мэгги. Пришлите чашку кофе, пожалуйста. И шоколад «Даниш». Спасибо.

Мэгги Керн в свои сорок шесть лет заметно поправлялась и, видимо, собиралась продолжать в том же духе.

Пока она выкладывала бумаги на стол и продолжала ворчать по поводу нежелания автобусных компаний устроить все так, чтобы люди нормально ездили на автобусах: «Каждый день одни и те же машины, клянусь, просто чтобы создать пробку на автостраде…» — Беверли снова и снова смотрела на молодого светловолосого парня, который чистил ее бассейн.