Старые письма - Даниэла Стил Страница 4

Под конец с самого дна коробки я извлекла толстую пачкуписем. С первого взгляда стало ясно, что они написаны по-русски изящным, ночетким мужским почерком, явно принадлежавшим интеллигентному человеку. Пачкуаккуратно стягивала блеклая голубая лента – писем оказалось довольно много. Привиде этой пачки я подумала, что держу в руках тот самый вожделенный ключ кмучившим меня загадкам. Вот она, тайна, о которой она молчала и которой неделилась ни с кем с тех пор, как покинула Россию. Здесь, в этой коробке, всееще жило ее прошлое, согретое счастливыми улыбками многих и многих людей, чтобыли ей когда-то близки и навсегда остались вдалеке ради новой жизни. Посравнению с прошлым эта новая жизнь запросто могла показаться ей тусклым,безрадостным существованием.

Не выпуская из рук заветные туфельки и проводя пальцами погладкому атласу, я надолго задумалась. Какой же отважной и сильной душойобладала она – и сколь многим вынуждена была поступиться! А что, если кто-то изэтих людей живет где-то до сих пор, и тоскует и помнит о ней, и так же хранитстарые, пожелтевшие фото?.. Мои мысли снова вернулись к человеку, написавшемукогда-то эти письма: кем он был для нее и что с ним случилось? Впрочем, если быон не был для нее так дорог, стала бы она с таким тщанием целую вечностьхранить старые письма, забрала бы их с собою в свой последний приют? Я понималаэто и так, даже не зная их содержания. Он был для нее чрезвычайно важен инаверняка очень ее любил, судя по толщине этой пачки.

Да, у нее была иная жизнь до того, как пришлось переехать вВермонт, и задолго до того, как появилась на свет я. И эта жизнь ничем ненапоминала то существование, что она вела в нашем доме. Ее прошлое было напоеноволшебством, юным восторгом и славой. Я вспоминала, каким суровым казался нафотографиях мой дед, и от всей души надеялась, что этому человеку все-такиудалось подарить ей хоть капельку счастья и любви. Она унесла свои тайны ссобой в могилу, и в этой коробке лежало все, что мне осталось: изношенныетуфельки… программка «Лебединого озера»… и его письма.

Пальцы как бы по собственной воле нащупали золотой медальон– почему-то я не сомневалась, что портрет принадлежит именно ему. И снова вголове зароилось множество жгучих вопросов. Вопросов, на которые мне большеникто не сможет дать ответ. Тут же возникло желание отдать эти письма вперевод, чтобы поскорее узнать их содержание. Но я не могла отделаться от чувстванеловкости – никто не давал мне позволения копаться в чужом прошлом. Недаромона не захотела мне их отдать. Она просто оставила их на гардеробе. Да ведь мыбыли так близки – может, она бы не обиделась? У нас оставалось так многообщего. Она все еще жила в моих воспоминаниях о тех бесконечных счастливыхчасах, что мы проводили вместе, в преподанных ею уроках, в сказках и легендах,услышанных когда-то от нее. Теперь ей самой предстояло превратиться в легенду,и вряд ли ее обидит мое желание приподнять завесу над самой сокровенной,загадочной частью этой истории. По крайней мере я на это надеялась. Все равно ябы не смогла потушить в душе пожар любопытства, разгоревшийся при видефотографий и писем с новой силой. Так или иначе, я должна была взглянуть в лицоправде, тщательно скрываемой ею на протяжении всей жизни.

Да, конечно, для меня она была и останется Грэнни Энн,подвижной старушкой и самой любимой бабушкой на свете. А где-то в прошлом, вневедомых чужих землях ее окружали другие люди, и ее жизнь была полна смеха, итанцев, и любви. Напоминание о том, что она была когда-то юной, оставалось лишьневнятным шепотом, таившимся в самой глубине моего подсознания. Я поняла этонаконец, но, увы, слишком поздно, сидя ночью в темной кухне и разглядываяфотографии юной красавицы балерины. По щеке покатилась скорбная слеза, и я сгрустной улыбкой прижала к лицу оставшиеся от нее маленькие розовые туфельки.Ветхий теплый атлас ласково прикоснулся к моей щеке, и я снова с надеждойподумала, что сумею узнать всю ее историю, когда прочту старые письма,аккуратно связанные голубой лентой. Всем своим существом я ощущала, как многотайн хранят эти хрупкие страницы.

Анна Петровская родилась в Москве в тысяча восемьсотдевяносто пятом году. Ее отец был офицером Литовского полка, и у нее былочетверо братьев. Все они были красивыми высокими юношами, носили военныемундиры и дарили ей сладости, когда приезжали домой в отпуск. Самый младший изних был старше Анны на целых двенадцать лет. Они наперебой развлекали ее, когдабывали дома, – пели и играли, так что от их возни весь дом ходил ходуном.Ей ужасно нравилось проводить время, пересаживаясь с одних широких сильных плечна другие, пока братья старательно изображали из себя резвых лошадок. Аннанисколько не сомневалась, как, впрочем, и все окружающие, что братья ееобожают.

Мать запомнилась Анне как нежная, изящная красавица сизысканными манерами. От нее всегда пахло духами с ароматом сирени, и онаобязательно рассказывала дочке на ночь какую-нибудь занимательную историю изсвоего детства, а потом пела колыбельную. Это была общительная, веселаяженщина, и Анна очень ее любила. Мать умерла от тифа, когда девочке исполнилосьвсего пять лет. И с тех пор жизнь ее пошла совсем по-другому.

Ее отец растерялся, он не знал, как поступить. Ему никогда вжизни не приходилось возиться с детьми, и уж тем более с маленькими девочками.И он, и сыновья служили в армии, и пришлось нанимать гувернантку, котораязаботилась бы об Анне. За два года через их дом прошла целая череда гувернанток,и в конце концов стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Для Аннынужно было срочно придумать что-то другое. И отцу показалось, что он нашелпревосходное решение. Он сам отправился в Санкт-Петербург, чтобы обо всемдоговориться заранее. Беседа с мадам Марковой произвела на него огромноевпечатление. Она, несомненно, была выдающейся женщиной, и возглавляемая еюбалетная школа и пансион могли стать для Анны не только новым домом, но игарантировать ей вполне достойное и обеспеченное будущее. Они проверятспособности Анны, и если окажется, что у девочки есть талант, ей позволят житьв заведении мадам Марковой до тех пор, пока она сможет танцевать. Отец обрекалАнну на весьма суровую жизнь, полную тяжелого труда и лишений, но его жена таклюбила балет, что в глубине души он чувствовал: в свое время дочь будетблагодарна ему за такой выбор. Решение далось ему нелегко, да и за содержание вшколе придется выложить немалые деньги, но он верил, что все эти жертвы ненапрасны, особенно если Анна станет хорошей танцовщицей. А это случитсянепременно, ведь его дочь была на редкость грациозным и подвижным ребенком.

Анне исполнилось семь лет, когда отец и двое братьев повезлиее в апреле в Санкт-Петербург. Зима затянулась, снег еще не сошел, и онадрожала всем телом, стоя на улице перед своим новым домом. Девочка былаиспугана до полусмерти и ужасно не хотела, чтобы взрослые оставляли ее здесьодну. Однако переубедить их, заставить остановиться и передумать было не в еевласти. Еще дома, в Москве, она плакала и умоляла отца не посылать ее в этустрашную школу, где единственной ценностью считался балет. А отец возражал, чтоона должна радоваться такому подарку судьбы, что это редкая возможностьизменить всю свою жизнь, и обещал, что в один прекрасный день она станетвеликой танцовщицей и будет счастлива, что попала в эту школу.