Горный ангел - Патриция Макаллистер Страница 40

Однако Холту это не понравилось. Через секунду Эйнджел уже лежала на спине. Она открыла рот, чтобы возразить, но Холт тут же накрыл его страстным поцелуем.

Эйнджел замотала головой, намекая ему, что они в хижине не одни, но он снова оборвал ее взволнованный шепот таким страстным поцелуем, что у Эйнджел закружилась голова. Она попыталась при крыть грудь руками, но Холт перехватил ее запястья одной рукой, другой в это время быстро расправляясь с завязками ее сорочки.

Прикосновение ночного воздуха к ее коже заставило Эйнджел поежиться. Накрыв ее сверху своим, теперь уже горячим, телом, Холт положил руку ей на грудь, ласково играя с маленьким розовым соском. Прерывисто вздохнув, Эйнджел покорно откинулась на одеяло.

В темноте лица Холта не было видно, но она чувствовала, как на его губах появилась победная улыбка, делавшая его чем-то похожим на сильного зверя. В том, как он впился губами в ее грудь, была какая-то животная страсть. Долго и нежно он ласкал сосок языком, то слегка покусывая, то жарко целуя, и Эйнджел, закрыв глаза, отдалась всевозраставшему возбуждению.

Теперь для них не существовало ничего, кроме не истового влечения друг к другу и желания удовлетворить его. Почувствовав ее покорность, Холт отпустил ее руки и, когда она с хриплым стоном выгнулась всем телом, с силой вошел в ее влажное тепло.

Эйнджел обхватила его ноги своими ногами, двигаясь вместе с ним в такт древнему ритму любви. Он снова стал осыпать поцелуями ее плечи, шею, мочки ушей. Запустив руку в ее густые золотистые волосы, он не переставал ласкать ее рот своими горячими губами и нетерпеливым языком, пока их тела не слились воедино в могучем любовном порыве.

Волна острого наслаждения захлестнула Эйнджел, и Холт выплеснул себя в самую глубину ее женского естества. Все выше и выше поднималась Эйнджел на волне блаженства, пока наконец нежный шепот Холта, все еще обнимавшего ее, не вернул к действительности.

Какое-то время в тишине хижины слышалось их хриплое дыхание, и вскоре Эйнджел потянуло в сон. Она сделала слабую попытку высвободиться из рук Холта, но он не хотел выпускать ее. Ничего не говоря, он нежно поцеловал ее в плечо, словно прося прощения. Потом по его телу пробежала дрожь, и Эйнджел крепко прижалась к его груди, прислушиваясь к биению его сердца. Так они и заснули в объятиях друг друга.

Эйнджел почувствовала, как кто-то тянет ее за волосы. Повернувшись на другой бок, она открыла сонные глаза и тут же получила удар в лицо крошечным кулачком Наки. Эйнджел не могла сдержать улыбки, глядя на пытавшегося ползти младенца, усиленно размахивавшего кулачками.

Окока уже встала и хлопотала у очага. Восхитительно пахло мясным бульоном. Эйнджел повернулась, и улыбка исчезла с ее лица, когда она не увидела Холта. Может, ей все только приснилось?

Сев на постели, она заметила, что все пуговицы и завязки на нижнем белье были расстегнуты и развязаны. После ночи, проведенной на жестком полу, все тело болело и ныло.

Плотно завернувшись в одеяло, она подошла к Ококе, слегка пошатываясь. Похоже, индианка знала о том, что произошло ночью между Холтом и его женой.

Но может быть, Эйнджел только показалось, что Окока знает больше, чем это видно по ее глазам?

– Голодна? – жестом спросила она, показывая на дымящийся котелок.

Эйнджел кивнула и смущенно улыбнулась. Как она жалела сейчас, что не может обстоятельно поговорить со своей новой подругой. Интересно, что Окока слышала и видела прошлой ночью?

Взглянув на кучу меховых одеял в другом углу хижины, Эйнджел увидела, что муж Ококи все еще не проснулся. Подозревая неладное, она вопросительно взглянула на индианку.

– Ранен, – подтвердила ее догадку Окока, но по ее лицу невозможно было понять, насколько серьезной была его рана. – Сожалею, – сказала Эйнджел, зная, что Окока поймет по тону ее сочувствие.

Окока коротко кивнула и вернулась к приготовлению завтрака. В поисках Холта Эйнджел еще раз внимательно оглядела хижину. Если бы не сыромятные ремни его одежды, можно было подумать, что его здесь никогда и не было.

Эйнджел хотела спросить Ококу о своем муже, но не была уверена, что индианка поймет ее. К тому же было что-то постыдное в том, что она вынуждена спрашивать, куда подевался ее собственный муж, особенно после вчерашнего.

Однако вскоре Эйнджел получила ответ на свой вопрос. В хижину с мрачным, озабоченным видом вошел Холт. Как выяснилось, он выходил, чтобы посмотреть на погоду и решить, можно ли везти мужа Ококи, явно нуждавшегося в медицинской помощи.

Холт взглянул на Эйнджел, и когда их глаза встретились, она увидела в его взгляде какое-то новое теплое чувство.

– Придется рискнуть, – сказал он, показывая на так и не приходившего в сознание охотника. – Мы должны отвезти Жан-Клода в Денвер, иначе он может умереть.

– Его зовут Жан-Клод? – удивленно спросила Эйнджел, глядя на раненого. – Так он француз?

Холт кивнул.

– Ловец пушных зверей, так сказала мне Окока. Они живут здесь уже несколько лет, ставя капканы на бобров. Он женился на Ококе два года назад, после того как его первая жена умерла.

– Как же ты его нашел?

– Просто повезло, – хмуро ответил Холт. – Буря замела почти все следы, но я решил, что у него хватило ума найти убежище. Я обнаружил его в пещере в двух милях отсюда, где он лежал в горячечном бреду.

– Что же с ним случилось? Холт пожал плечами.

– Из всего того, что он пытался сказать, я понял только, что он получил удар по голове от своего собственного мула, и к тому времени, когда он набрел на пещеру, рана уже начала гноиться. Кроме того, у него воспаление легких и серьезные обморожения.

– В таком состоянии его нельзя везти! – воскликнула Эйнджел, с искренним сочувствием глядя на раненого.

– Это точно, – согласился Холт, – но у нас нет выбора. Такую серьезную рану может вылечить только врач.

– И что ты собираешься делать?

– Запрягу лошадь в повозку и поезду в Денвер сегодня же.

– А разве не проще будет привезти доктора сюда? – встревожено спросила Эйнджел.

Холт отрицательно покачал головой.

– Это займет слишком много времени. Даже если мне удастся уговорить врача поехать со мной, к тому времени, как мы вернемся, Жан-Клод уже умрет. Нам ничего не остается, кроме как рискнуть отвезти его в Денвер и немедленно.

– Тогда я еду с тобой, – решительно заявила Эйнджел.

– Нет, ты останешься здесь, с Ококой и ее малышом.

– Но ведь кто-то должен присматривать за раненым в пути! – резонно возразила Эйнджел. – Нужно и покормить его, и укрыть от снега и холода, и уберечь его раненую голову от толчков и тряски.