Хранительница врат - Мишель Цинк Страница 40

— Да… видишь ли, не все одобряют наше путешествие.

— О чем это ты? Как они могут что-то не одобрять? Мы ведь только и хотим, что найти недостающие страницы, да избыть пророчество раз и навсегда. Не этого ли желают и все Сестры? — Мой спутник молчит, и я начинаю понимать, что, кажется, не все еще до конца осознаю. — Димитрий?

— Они почти ничего о тебе не знают. — Лицо его заливается краской то ли стыда, то ли смущения — видно, что ему нелегко дались эти слова.

Все так просто, что даже не верится, почему столь очевидная возможность до сих пор не пришла мне в голову.

— Это все из-за меня. — Я с минуту смотрю на землю, а потом снова поднимаю взгляд на Димитрия. — Да?

Он кладет руки мне на плечи, смотрит прямо в глаза.

— Лия, это совершенно неважно. — Я не выдерживаю его взгляда, но он приподнимает пальцами мой подбородок, поворачивает мое лицо к себе, так что мне некуда спрятаться, невозможно отвести глаза. — Неважно.

— Нет, еще как важно! — Мои слова звучат слишком резко, но я ничего не могу с собой поделать. Я вырываюсь, отворачиваюсь от Димитрия и шагаю по тропе, на сей раз стараясь не смотреть в лицо встречным.

Через считанные секунды Димитрий нагоняет меня. Он заговаривает не сразу, а когда наконец нарушает молчание, то, судя по всему, очень тщательно выбирает слова.

— Я не защищаю их, но попытайся понять, — говорит он.

Мне ничуть не хочется слушать, что про меня надумали чужие люди, которые даже в глаза меня не видели. Однако Димитрий хочет объяснить все, так что мне следует послушать.

— И что? — отзываюсь я, все так же не оборачиваясь на моего спутника и сосредоточенно разглядывая камни дорожки.

Он вздыхает.

— Ты — единственные Врата, попавшие на Алтус. Ну, в смысле, единственные Врата, которым тут распахнули двери. Это просто… словом, такого еще не бывало. И в прошлом никогда не было. До сих пор Врата всегда были врагом Сестер. Более того, на этот раз роль Врат выпала Сестре. Твои мать с отцом избегли осуждения — по крайней мере, неприкрытого осуждения здесь, на острове, — только потому, что поселились в другом месте.

— Но разве то, что я здесь — не доказательство? То, что я ради этого путешествия рисковала своей жизнью и жизнями дорогих мне людей? — Во мне начинает закипать гнев. Не тот, что я испытывала, узнав о предательстве Сони, а медленно клокочущая ярость, грозящая нарастать и нарастать, пока ей только и останется, что хлынуть наружу.

— Лия, пока ты не нашла недостающие страницы и не использовала их для того, чтобы покончить с пророчеством, Сестрам неведомо, что ты именно это и собираешься сделать. Твоя мать…

Я останавливаюсь и пронзаю Димитрия свирепым взглядом.

— Я не моя мать! Я люблю ее, но я не она.

Он тяжело вздыхает, словно признавая свое поражение.

— Я это знаю! А они — нет. Все, что у них есть, все, на чем они основывают свои суждения и надежды — это прошлое. Твоя мать пыталась сражаться с падшими душами, искала битвы с ними, но не сумела сдержать их натиск — вот что известно Сестрам Алтуса. Вот чего они страшатся.

Я снова иду вперед, но на сей раз медленнее. Димитрий шагает вслед за мной. Некоторое время мы оба молчим. Я отнюдь не сразу набираюсь духа произнести то, что должна, задать вопрос, которого боюсь больше всего. Наконец я снова обращаюсь к Димитрию, с огромным усилием сдерживая дрожь в голосе.

— Значит, ты стал изгоем из-за… из-за отношений со мной? — Димитрий молчит, пытается подобрать слова, чтобы смягчить ответ. — Скажи как есть, Димитрий. Неужели мы с тобой не можем говорить откровенно?

— «Изгой» — пожалуй, резковато, — негромко отвечает он. — Они просто не понимают. Меня уже вызвали на Высший Суд — за то, что я спас тебя от келпи. Это уже сам по себе достаточно скандальный поступок для человека моего…

— Положения? — заканчиваю я за него.

Димитрий кивает.

— Вроде того. Вдобавок, мои романтические отношения с Сестрой, недвусмысленно отмеченной как Врата — в силах которой впустить Самуила в этот мир…

— Ты так говоришь, как будто их выгораживаешь! — Я не могу сдержать горечи в голосе.

— Ничуть. Я просто стараюсь понять их и быть честным в своих суждениях, даже если сами они и не хотят никого понимать.

Ну как на него сердиться? Каждое его слово — чистейшая правда. А что еще важнее — я все больше узнаю о нем и убеждаюсь: он достойный и хороший человек. Как его за это винить?

На этот раз я первой беру Димитрия за руку. Она такая большая по сравнению с моей рукой — и все же я испытываю сильнейшее желание защитить его, как он защищал меня. Не знаю, смогу ли я оградить его от серьезной опасности, но внезапно мне становится совершенно ясно — я что угодно сделаю, лишь бы с ним ничего не случилось.

— Похоже, остается только одно.

— И что же?

— Доказать, что они ошибаются.

В этот миг, улыбаясь Димитрию и глядя ему в глаза, я уверена: у меня все получится.

Мы бредем рука в руке к другой стороне острова. Тропа плавно сбегает к небольшой рощице, и я вдруг осознаю, что мы уже давно никого не встречали. Кругом стоит полнейшая тишина.

— Идем, — зовет Димитрий. — Хочу тебе кое-что показать.

Он уводит меня с дорожки и утягивает за собой к роще. Я бегу следом, стараясь не отставать. Зеленая трава усыпана полевыми цветами.

— Ты что? — смеюсь я. — Куда ты меня ведешь?

— Увидишь, — отвечает Димитрий.

Мы петляем между стволами апельсиновых деревьев, и мне сразу вспоминается мама. Апельсин и жасмин. Гадючий камень жарко пульсирует у меня под платьем.

Роща кажется бесконечной. Не будь со мной Димитрия, я бы наверняка в ней заблудилась — деревья растут в каком-то странном порядке, понятном одной только природе. Впрочем, Димитрий точно знает, куда идет, и я следую за ним без вопросов и колебаний.

Наконец мы вырываемся из-под завесы деревьев, и над нами во всю ширь разворачивается огромное небо. Внизу сверкает белопенное море, буйные валы разбиваются о зазубренные утесы, отвесно уходящие вниз от опушки рощи к морю.

— В детстве я очень любил сюда приходить, — поясняет Димитрий. — Это было мое тайное место, хотя, сдается мне, мама прекрасно знала, где оно. В Алтусе не слишком-то много секретов.

Я улыбаюсь, пытаясь представить Димитрия темноволосым мальчуганом с проказливой улыбкой.

— И каково было тут расти?

Он отходит к ближайшему дереву, поднимает руку и срывает небольшой апельсин.

— Пожалуй, настоящая идиллия. Хотя тогда я этого, конечно, не понимал.

— А твои родители живут на острове?