Полюбить Джоконду - Анастасия Соловьева Страница 40

— Не могу. Новый заказ…

— А там ты реально поможешь своим друзьям. Мы быстро — в четыре руки — все сделаем. И скоро будем здесь. Давай?

— Никак не могу.

— Тогда хотя бы отвези меня на вокзал. Да посади в поезд. — Глинская улыбнулась. — Да оставайся в нем сам. Поехали?

Мы вышли к машине и поехали на Ленинградский вокзал.

— Ты знаешь, глупо, — сказала она, когда мы уже шли по перрону, — но у меня такое чувство, что больше мы никогда не увидимся. Тяжело как. Значит, не поедешь?

Валил крупный мягкий снег, и от этого белые станционные огни и все вокруг становилось далеким, ненастоящим.

Вскоре поезд с ней исчез в снеговой пыли.

С площади трех вокзалов я выехал на Садовое кольцо. Здесь намело сугробы. Машины медленно двигались сквозь снежную пелену. Я думал о Лизе. И тут мне пришла в голову простая мысль: попробовать послать SMS на Гришкин мобильник. Не останавливаясь, я набрал: «Л., выходи к подъезду через 20 минут. С».

Приближаясь к ее дому, я неожиданно поймал себя на мысли, что конспиративную квартиру — этот зал ожидания непонятно чего, вагон поезда непонятно куда — именую уже «ее домом». Время шло, шло, ответа не было. Наверное, думал я, Гришка спит с телефоном в кармане, а Лиза на кухне. Но меня все равно тянуло к ее дому. Хотелось хотя бы побыть неподалеку от нее. Такие вот скромные желания.

И тут пикнул сотовый. Я раскрыл сообщение: «Выходить с Г.?» — и поспешно отправил: «Одна, и немедленно!» — и остановился. Я был уже у ее подъезда.

Лиза села рядом, лишь прикрыв дверь. Она смотрела на меня радостно и тревожно, ожидая новых известий или инструкций.

— Закрой дверь, — сказал я.

Она послушно хлопнула дверью. Я осторожно выжал газ, и мы поехали.

Мы неслись в снежной мгле, обгоняя бесконечные самосвалы с горами снега, и опять, как давным-давно на альпийском фуникулере, мы были одни на этом странном свете.

Уже в Бутове я спохватился, что дома есть-то нечего. В супермаркете мы торопливо набирали все подряд, точно собрались на зимовку. Потом, в квартире, вывалили все наше добро на стол и, открывая и пробуя колбасу вперемежку с пирожными, запивали их вином и лимонадом. Мы сидели рядом на диване и наспех, точно кто подгонял нас, распаковывали новые и новые свертки.

— Постой, — сказал я. — Что же мы делаем?

Лиза посмотрела на меня долгим мучительным взглядом и вдруг, обхватив обеими руками за шею, безутешно зарыдала. Горячие слезы покрыли мои щеку, нос, глаза, а я молчал и только беспомощно гладил ее спину в конспиративной тренировочной куртке. Чем я мог утешить Лизу? Сказать, что все когда-нибудь пройдет или что Глинская уже отбыла в Питер и скоро отыщет там какую-то Марину живой или мертвой?

— Я к тебе приехал сказать… — начал я, сам не зная, что дальше. — Чтобы увезти тебя. Что все кончилось. Что мы теперь всегда будем вместе и нас никто не разлучит.

Я видел ее темные и блестящие от слез глаза совсем близко, но не мог понять их.

Потом мы опять торопливо ели. Под грудой свертков я нашел тонкую длинную трубку Леонарды и выкинул в ту же форточку, куда так лихо сегодня утром улетал дым из нее.

— Тут столько женских вещей! — ахнула Лиза, когда мы вошли в спальню.

Я небрежно махнул рукой, хотя именно сейчас понял, что Леонарда вовсе не считает, будто мы разошлись навсегда. Оказывается, она ждала меня на Новый год, на Рождество. Колдовство, видно, не заменяет мужа. Проблема!

И в подтверждение моих мыслей она позвонила:

— Саша, радость моя, обещай мне сейчас же ради нашего мальчика и моего спокойствия, что ты пока не будешь ходить в свой ужасный «Обелиск».

— Ладно, ладно, — быстро ответил я. — Пока не буду.

Лиза с удивлением перебирала эксклюзивные и будто старинные платья Леонарды, пропахшие душистым табаком.

— Все это можно выбросить, — неуверенно заметил я.

— Но чьи они? — удивлялась Лиза.

— Не видишь разве? Моей прабабушки. Сейчас уж такие не носят.

Лиза осторожно взяла одно, кремовое, и приложила к себе.

— Да… — вздохнула она, глядя в зеркало. — А жаль. Но ведь оно совсем новое?!

— Новое? — глупо изумился я и продолжал: — Была у меня жена. Сегодня. Это ее платья.

— Сегодня? Жена? — растерянно повторила она.

— Я не знал… — смешался я. — Да она и не жена.

Лиза глядела на меня, и мне стало больно. Я ждал, что вот сейчас она попросит: отвези меня назад. Куда назад? В конспиративную квартиру?!

Но она только молча смотрела на меня.

— Когда-то у меня была жена, Таня, — косноязычно объяснил я. — Но теперь она Леонарда.

— Леонарда… — эхом отозвалась Лиза. — Какое странное имя. И странные платья. Кто она, Леонарда?

— Не в том дело, — бился я. — Хотя смешно сказать кто: приворот мужей и отворот-поворот разлучницам-злодейкам. — Я невольно усмехнулся.

— Нет, кроме шуток? — допытывалась Лиза. — Твоя жена колдунья?

Она все стояла с кремовым платьем. Я подошел к ней, вынул из ее рук это платье и, скомкав, отшвырнул в угол.

— Ты моя жена, — поставил я точку в разговоре. — Но разве ты колдунья?

Потом уже мы лежали в темноте и болтали ни о чем, наслаждаясь нашей неожиданной свободой. Лиза, прильнув ко мне, водила пальцем по моему лицу, а я, обняв ее, глядел в потолок и видел там ее счастливо закрытые глаза.

Уснули мы незаметно и, кажется, одновременно.

Мне снилась Лена. Она собиралась в школу в длинном кремовом платье, отделанном венскими кружевами и бисером. Я наблюдала за дочкой через приоткрытую дверь своей комнаты, но выйти не могла — возле Лены, запихивая в портфель какие-то бумаги, топтался Карташов. Когда они, наконец, ушли, на меня напало жуткое беспокойство. Во-первых, Лену в таком виде не пустят в школу, а во-вторых, по дороге Карташов наболтает ей про меня каких-нибудь гадостей. Или еще хуже, втянет девочку в свой водоворот. Надо срочно связаться с ней. Но я никак не могла вспомнить номер Лениного мобильного. Беспокойство стало нарастать — я проснулась. Нет, слава богу, ее номер я еще не забыла. Хотя зачем мне сотовый? Я позвоню с городского на городской. Лена, наверное, уже дома.

Не думая о том, что время совсем раннее, а день сегодня выходной, я бросилась к телефону. Конечно, Ольга предупреждала меня: надо терпеливо ждать, пока Лена сама разберется в ситуации. Но вдруг она уже разобралась, а я все не звоню. С кем она поделится своими открытиями?.. Мои телефоны ей неизвестны.

— Лена, — позвала я в трубку. — Ты уже вернулась?

— Мама… Мам, это ты?.. Мам…

Я чувствовала: на том конце провода разыгрывается целая буря. Может быть, Лена уже поняла, что к чему, а может, еще только пытается понять и сейчас даже звук моего голоса будет для нее аргументом за или против.