Разделенные океаном - Маурин Ли Страница 40

— От Оливер, скорее всего, — ответил Левон.

— И фамилия «Блинкер» тоже очень странная. Извини, Лев, но тебе придется пойти на вечеринку вдвоем с Анной, хотя я бы с удовольствием посмотрела, как она выступает, — призналась его супруга. — Она танцует для нас, но с партнером это наверняка будет выглядеть по-другому. Расскажешь мне, когда вернешься.

В восемь вечера Левон с Анной отправились на такси к апартаментам Блинкеров. Анна надела новое пальто и прихватила с собой сумочку, в которой лежали ее туфли.

— А как же костюм? — полюбопытствовал Левон.

— Миссис Блинкер заказала одежду для нас.

— Вот как? — Похоже, происходило много чего такого, о чем он не имел ни малейшего представления. — Ты встречалась с миссис Блинкер?

— Нет, но с ней знакома Пегги. Она с нетерпением ждет сегодняшней вечеринки. Они ужасно богаты, эти Блинкеры, и Пегги надеется, что мистер Блинкер вложит деньги в постановку пьесы, которую написал ее молодой человек.

— У Пегги есть молодой человек? — В Левоне вдруг проснулась ревность.

— Ну, она называет его своим молодым человеком, но я его видела, и он показался мне довольно пожилым. Ему уже лет тридцать, а может, и больше.

— Тогда он и впрямь старик, — совершенно серьезно согласился Левон, думая о том, кто же тогда он сам в пятьдесят один год.

— Его зовут Руперт, как-то так, и он написал музыку к спектаклю, который называется «Американские горки». Действие происходит на ярмарке.

— Звучит интригующе.

— Да, и я с Герби — мы с Герби — исполняем один из номеров под названием «Мечта».

— Что ж, буду ждать с нетерпением, — пробормотал Левон.

Такси остановилось, прибыв к месту назначения, и он дал водителю на чай лишний доллар — ночь выдалась холодной, и в прошлый сочельник он сам еще сидел за рулем, развозя людей по вечеринкам и клубам и желая поскорее очутиться дома с Тамарой.

— Вот это да! — воскликнула Анна, когда они вылезли из автомобиля и оказались перед внушительным зданием из красно-коричневого кирпича, которому на вид было лет сто, никак не меньше. У него были стрельчатые окна и большой балкон на каждом этаже, коих было шесть — Левон сосчитал.

Анна и Левон вошли в роскошное фойе с мраморным полом, сверкающее начищенной латунью и бронзой, где за резной стойкой обнаружился привратник в ливрее, расшитой золотыми позументами.

— Вы к Блинкерам? — осведомился он. Когда Левон кивнул, привратник продолжал: — Ваш лифт находится в самом конце коридора. Он сейчас опустится.

Они встали в хвост небольшой очереди, и у Левона упало сердце, когда он заметил, что мужчины одеты во фраки, которого у него не было.

Они взлетели на шестой этаж с пугающей скоростью, от которой у Левона желудок подступил к горлу. Двери открылись в еще одно фойе, куда роскошнее первого, которое казалось намного больше, но на самом деле значительно уступало первому фойе в размерах. Левон нос к носу столкнулся с несколькими собственными отражениями, обступившими его при выходе из лифта, тогда как другие отражения, постепенно уменьшаясь, тянулись вдаль на многие мили, уходя в бесконечность. Он сообразил, что фойе имеет форму семи-, восьми- или сколько-то там еще угольника, а стены его от пола до потолка облицованы зеркалами.

— Это неизменно повергает гостей в шок, — рассмеялся коренастый мужчина с красиво уложенными седыми волосами, во фраке, кружевной сорочке с жабо и с широким атласным поясом-кушаком. Он схватил Левона за руку и энергично пожал ее. — Олли Блинкер, чрезвычайно рад знакомству. А вы, очевидно, Левон, поскольку сопровождаете эту очаровательную маленькую леди, которая может быть только Анной, танцевальной партнершей Герби. — Он пощекотал Анну под подбородком, и та мило улыбнулась ему в ответ.

Затем Олли схватил еще чью-то руку, а Левон последовал за Анной в дверь, которая неожиданно открылась в зеркальной стене. У него приняли пальто, Анна куда-то исчезла, и Левон вошел в огромную комнату, стены которой были увешаны картинами, каких он никогда еще не видел, — они состояли сплошь из геометрических фигур. Многочисленные диваны и кресла были обиты белой кожей, а прочая мебель была изготовлена из дерева столь светлого, что казалась белой. Здесь же стояло роскошное белое пианино, настолько большое, что на нем можно было плясать. Небольшой оркестр наигрывал вальсы Штрауса, но под музыку никто не танцевал. Левон с облегчением приметил еще нескольких мужчин в темных костюмах, как у него; женщины были задрапированы в шелка, атлас и обвешаны сверкающими драгоценностями.

— Выпьете что-нибудь, сэр? — раздался чей-то голос.

Левон обернулся и увидел перед собой официанта в белом смокинге. Он держал в руках поднос, уставленный бокалами с чем-то очень похожим на шампанское, которое до этого Девон пил лишь раз в жизни.

— Оно настоящее? — задал он глупый вопрос.

— Доставлено из Франции кораблем на прошлой неделе, сэр. Подлинный букет.

— А как же «сухой закон»? — Левон почувствовал себя полным идиотом.

Официант подмигнул.

— Мистер Блинкер ничего не слыхал о «сухом законе», сэр.

Левон взял бокал с подноса, терзаясь чувством вины. Его нельзя было назвать выпивохой, но с тех пор, как он прибыл в Америку, ему порой недоставало бутылки хорошего вина за едой: «сухой закон» вступил в силу в 1920 году, примерно в то же самое время, как они с Тамарой ступили на берег Соединенных Штатов. Закон был совершенно идиотским, и из-за него на улицах больших городов развернулась кровавая бойня — гангстеры сражались друг с другом за контроль над поставками незаконного спиртного. У Левона пересохло во рту, когда он спросил себя, уж не таким ли образом Олли Блинкер сколотил свое состояние. Но шампанское, попав в желудок, долгие годы не знавший алкоголя, уже сделало свое дело. Левон решил, что ему плевать на то, как Олли зарабатывает на жизнь.

Он допил бокал, взял другой и принялся пробираться сквозь толпу хорошо одетых гостей к стене, чтобы рассмотреть поближе одну из картин, представлявшую собой скопление треугольников и квадратов, которые казались ему совершенно бессмысленными.

Через несколько минут к нему присоединилась миниатюрная женщина в простом черном вечернем платье. В ушах у нее посверкивали жемчужные сережки-гвоздики — единственное украшение, которое она себе позволила. Эта женщина являла собой разительный контраст с другими дамами, которые, казалось, нацепили на себя все содержимое своих ювелирных шкатулок.

— Вы выглядите озадаченным, мистер Зариян, — сказала она. — Присмотревшись повнимательнее, вы увидите здесь лицо. Это портрет человека по имени Амбруаз Воллар [38].