Таинственная служанка - Барбара Картленд Страница 40

Долгие секунды граф молча смотрел ей в лицо, а потом тихо проговорил:

— Я люблю тебя, мое сокровище.

Жизель замерла. А потом он нашел ее губы, такие нежные и доверчивые. Ее тело послушно прижалось к нему, губы раскрылись навстречу его поцелую…

Граф почувствовал, что никогда в жизни не встречал подобную нежность, невинность и чистоту. Когда Жизель робко ответила на его поцелуй, его объятие стало более страстным, а губы — настойчивыми и властными.

Прервав наконец поцелуй, он поднял голову и дрогнувшим от наполнявших его чувств голосом сказал:

— Я люблю тебя, моя красавица! Люблю тебя так сильно, что не высказать словами. И хочу надеяться, что ты тоже хоть немножко меня любишь.

— Я… люблю вас всем моим существом, — ответила Жизель. — Люблю… сердцем, умом и… душой… В целом мире никто с вами не сравнится!

Ее слова дышали подлинным сильным чувством. Граф снова привлек ее к себе и уже не мог сдерживаться — его поцелуи становились все более страстными.

Жизели казалось, будто весь ее мир наполнился музыкой и светом, от которых трепетала и сладко замирала ее душа. Прежде она не догадывалась, что одним своим прикосновением граф сможет пробудить в ней чувства и ощущения, которых она никогда прежде не знала. А в кольце его сильных рук она чувствовала себя защищенной от всего — даже страха.

Любовь к нему заливала все ее существо, словно мощная волна морского прилива.

— Я люблю вас… люблю! — шептала она, касаясь губами его губ.

А потом граф начал нежно целовать ее веки, лоб, кончик носа, нежную кожу шеи…

Жизель чувствовала, что желанна ему. Она счастлива была бы умереть в эту минуту, когда они были настолько близки, что ей начинало казаться, что из двух людей они превратились в одно существо.

— Я никогда не думал, что женщина может быть такой прелестной, такой желанной и в то же время такой нежной, невинной и настолько лишенной недостатков! — проговорил граф своим низким и звучным голосом, который так любила Жизель.

Его губы снова задержались на шелке ее кожи, а потом он тихо сказал:

— Как скоро ты станешь моей женой, дорогая?

К своему великому изумлению, он почувствовал, что Жизель напряженно застыла, а в следующую секунду ей удалось каким-то образом высвободиться из его объятий — и она сразу же отошла от него.

Слова графа разрушили чары, во власти которых она находилась, чары, которые заставили ее забыть обо всем, кроме ее любви и того, что он тоже любит ее!

А теперь она опомнилась, словно ей в лицо плеснули холодной воды. Вернувшись к реальности, Жизель постаралась овладеть собой и с трудом заставила себя сказать:

— Мне… надо кое-что вам… рассказать. Граф улыбнулся.

— Ты хочешь открыть мне свою тайну? Она не имеет ровно никакого значения, мое сокровище. Важно только одно — что ты меня любишь. Ты любишь меня настолько сильно, что готова была рискнуть своей жизнью, чтобы спасти мою. И меня не интересует то, что ты можешь мне рассказать. Ты — это ты, и я хочу, чтобы ты принадлежала мне, была со мной рядом до конца нашей жизни.

Он увидел, что на глаза у нее навернулись слезы. Не отводя от него глаз, Жизель прошептала:

— Разве можно найти человека… более чудесного… более великодушного? Граф снова открыл ей объятия.

— Иди сюда! — позвал он. — Мне невыносимо, когда ты так далеко от меня.

Жизель покачала головой.

— Вы слишком переутомились сегодня. Вам необходимо сесть. А мне… надо поговорить с вами… Пусть даже… это очень трудно.

— Разве слова что-то изменят? — спросил граф.

Но по ее лицу он понял, что она настроена решительно. Желая доставить Жизели приятное и, по правде говоря, потому, что нога у него действительно немного болела, он опустился в кресло.

Потом снова протянул к Жизели руки, приглашая ее к себе в объятия.

Она подошла к нему, но, оказавшись у кресла, опустилась рядом с ним на колени и, опираясь руками о его колени, заглянула ему в лицо.

— Я люблю вас! — настойчиво повторила она. — Люблю так сильно, что не могу думать ни о чем, кроме вас. Каждый миг, проведенный рядом с вами… был для меня несказанной радостью. По ночам… я засыпала, думая о вас, и иногда… мне снилось, что вы… со мной.

— Я всегда буду рядом с тобой, — откликнулся граф.

Она чуть заметно покачала головой, и Тальбот вдруг почувствовал, как в его сердце поднимается страх, хоть он и постарался убедить себя в том, что этот страх необоснован.

— Что ты собиралась мне сказать, Жизель? — спросил он.

Его голос звучал напряженно, и он пристально смотрел ей в лицо.

— Я… ожидала этой минуты, — сказала она. — Я знала, что… наступит момент, когда я… должна буду рассказать вам… о себе… Но… я надеялась… мне хотелось так думать, что… у меня осталось еще немного времени… Времени, чтобы… быть рядом с вами… разговаривать с вами… любить вас… хоть вы об этом и не подозреваете.

— Да, мне действительно нужно было время, — согласился граф. — Я не сразу понял, что чувство, которое я испытываю к тебе, — это любовь. Но теперь я понимаю, Жизель, что до этой минуты я никогда не знал, что такое любовь.

Улыбнувшись, он добавил:

— Я в своей жизни относился к женщинам по-разному: они меня забавляли, привлекали, очаровывали и даже увлекали. Но никто и никогда не значил для меня того, что значишь ты. Они никогда не становились частью меня самого, и я не чувствовал, что должен заботиться о них, дорожить их обществом и вообще не мог себе представить, что без них я просто не смогу жить. Только ты смогла стать для меня настолько необходимой!

Ему опять показалось, что Жизель слегка покачала головой, и с тревогой спросил:

— Что ты пытаешься мне сказать? Она тяжело вздохнула и сказала:

— Вы… выполните одну мою просьбу?

— Я готов выполнить все, что ты пожелаешь! — ответил граф.

Она придвинулась к нему поближе и прошептала:

— Вы… не поцелуете меня? Пожалуйста, обнимите меня покрепче. И… когда вы меня поцелуете, я расскажу вам то… что вы должны обо мне знать.

Граф обхватил ее руками и притянул к себе, нежно и заботливо, словно ребенка. А потом его губы приникли к ее рту в поцелуе, который сделал Жизель его пленницей.

Он целовал ее страстно, но не так, как несколько минут тому назад. В его поцелуе было столько жара, что дыхание ее стало неровным, а по всему телу разлился огонь такой же обжигающий, как тот, который она ощущала в нем.

Когда граф наконец поднял голову, у обоих отчаянно колотилось сердце. Он проговорил решительно, словно бросая вызов неведомой судьбе, внушавшей ему опасения:

— Ты — моя! Никто и ничто тебя не отнимет! Ты — моя, сейчас и навсегда!