Навсегда разделенные - Тейлор Дженкинс Рейд Страница 40

— Я все-таки полазила у тебя дома, — признается она. — В свое оправдание могу сказать, что ты мне разрешила это сделать, но, по правде говоря, я просто жутко любопытная. Всегда сую везде свой нос. Не могу удержаться. Годами пыталась избавиться от этой привычки, но плюнула на это, когда мне стукнуло пятьдесят. Пришлось смириться и принять: я любопытна до безобразия. В общем, я полазила у тебя. Все вещи Бена лежат на своих местах. Ты ничего не убрала. Я посмотрела на кухне. У тебя тухлятина в холодильнике.

Я знаю, к чему она ведет, и жалею, что согласилась выслушать ее предложение.

— Мне бы хотелось помочь тебе немного прибраться. Снова сделать этот дом твоим.

— Я не хочу делать его своим, — качаю я головой. — Он наш. Был нашим. Он…

Сьюзен поднимает ладони:

— Ладно. Не буду настаивать. Это твой дом, и ты можешь делать с ним всё, что хочешь. Просто по своему опыту…. Понимаешь, я слишком долго не убирала вещи Стивена и жалею об этом. Я словно жила в… посвященном ему храме. Я не убирала его зубную нить, потому что мне казалось, что если уберу, то тем самым предам его… Звучит, нелепо, правда?

— Нет.

Сьюзен смотрит мне в глаза, прекрасно зная, что я поступаю точно так же, зная, что я потеряна точно так же, как когда-то она. Мне хочется убедить ее, что меня устраивает состояние вещей. Я не хочу двигаться вперед.

— Это нелепо, Элси, — произносит она твердо, но по-доброму. — Стивен живет в моем сердце, а не где-то еще. И убрав с глаз долгой его вещи, я смогла снова зажить своей жизнью. Ты же поступай как знаешь. Подгонять тебя смысла нет.

— Спасибо, — благодарю я.

— Только помни, что надолго погрузившись в горе, ты можешь однажды очнуться и обнаружить, что вся твоя жизнь построена вокруг призрака. Вот и всё. Я закончила с наставлениями. Не мне указывать, что тебе нужно делать. Просто у меня такое чувство, будто я тебя знаю. Хотя, конечно же, это не так.

— Нет, — останавливаю я ее. — Думаю, вы и правда знаете меня.

После ланча Сьюзен отвозит меня домой и целует на прощание в щеку.

— Если тебе что-нибудь будет нужно, пожалуйста, не стесняйся, звони, — говорит она прежде, чем я выхожу из машины. — Кроме тебя у меня никого больше нет. — Она печально смеется, словно ее позабавило, как жалко это прозвучало.

Я открываю входную дверь, вхожу и останавливаюсь, устремив взгляд на лежащее на полке обручальное кольцо Бена. В голове звучат слова Сьюзен. Формально, мы с ней — семья. Что случается с отношениями, которых у тебя никогда не было с твоей свекровью, когда ты теряешь мужа?

Сев, я беру в руки бумажник Бена и с нежностью оглаживаю его потертые края. Снимаю свое обручальное кольцо, надеваю на безымянный палец кольцо Бена, а потом — свое, чтобы кольцо Бена не сваливалось. Оно болтается на пальце, слишком больше, но его приятно ощущать.

Я осматриваю дом, глядя на него глазами Сьюзен. Как много здесь вещей Бена! Так и вижу себя, сидящую на этом самом месте двадцать лет спустя, с разбросанными вещами Бена, застывшую во времени. Я вижу себя такой, какой, боюсь, видят меня остальные. Я — мисс Хэвишем16 в процессе. И впервые мне не хочется быть такой. На короткую секунду у меня возникает желание убрать вещи Бена, но я тут же отказываюсь от этой мысли. Вещи Бена — всё, что у меня осталось. Однако может быть Сьюзен права. Может быть, она знает, о чем говорит. Она нашла покой, сохранив при этом ореол печали. Пока у меня есть этот ореол, у меня есть Бен. Так что если Сьюзен смогла это сделать, то и я могу.

Я иду к холодильнику и достаю хот-доги. Упаковка вздутая, внутри — жидкость. На полке остается противный грязный след. Вонь распространяется по всей кухне. Я бегу к мусорным контейнерам на улице, заляпывая по пути пол вонючими склизкими каплями. Выбросив упаковку и возвращаясь в дом, я смеюсь сама над собой. Считать, что Бен продолжит жить, если в моем холодильнике будут валяться протухшие хот-доги — верх идиотизма. Хот-доги в помойке, а у меня нет ни малейшего ощущения, что я потеряла Бена. Один ноль в пользу Сьюзен.

В понедельник накатывает знакомое облегчение. Я спешу на работу, желая отвлечься и поскорее приступить к поиску темы для выставочной витрины. Раньше Лайл указывал мне, что для нее приготовить, но в последнее время оставляет выбор за мной. Наверное, он всё еще побаивается меня. На работе все обращаются со мной как с хрустальной вазой. Временами я нахожу это милым, ну или, по крайней мере — удобным, но иногда меня это раздражает.

На этот раз я выбираю Клеопатру и начинаю собирать факты и данные, которые легко отразить в фотографиях и репродукциях. Я просматриваю книгу с рисунками монет, бывших в обиходе в то время, раздумывая над тем, насколько уместны они будут, когда в библиотеку заходит мистер Каллахан.

— Доброе утро, мистер Каллахан, — приветствую я его.

— Доброе утро, молодая леди, — отвечает он.

— Вам с чем-нибудь помочь?

— О нет, спасибо! Не знаю, куда деть себя от скуки, вот и всё, — медленно произносит он.

Такое ощущение, что его разум работает быстрее тела, и голосовые связки не поспевают за работой мозга.

— Вас ничего не заинтересовывает?

— Дело не в этом. Я так давно сижу сиднем в своем доме, наведываясь лишь в библиотеку, что мне теперь уже некуда идти. Нечего делать. Дни бесцельно проходят.

— Ох. Жаль это слышать.

— Не откажитесь пообедать со мной? — спрашивает мистер Каллахан. — Боюсь, если не буду общаться или заниматься чем-то интересным, мой мозг угаснет. Атрофируется. Просто… отомрет.

Я не сразу отвечаю, и он заполняет паузу:

— Знаете, сколько этих чертовых японских кроссвордов я перерешал? Простите за грубость.

Рассмеявшись, я откладываю книгу. Смотрю на часы. Самое время для обеда: 12:49.

— С удовольствием пообедаю с вами, мистер Каллахан.

— Замечательно! — Он как-то женственно хлопает в ладоши. Радуясь так, словно я только что подарила ему жемчужные серьги. — Однако если мы пойдем вместе обедать, Элси, то вы должны звать меня Джорджем.

— Хорошо, Джордж. Отличный план!

Мы с мистером Каллаханом идем в ближайшую бутербродную, и он настаивает на том, чтобы оплатить мой обед. По правде говоря, на работе в холодильнике меня ждут остатки пиццы, но я тактично умалчиваю об этом. Усевшись за столик, мы разворачиваем свои сэндвичи.

— Итак, мисс, начнем! Расскажите мне что-нибудь интересное! Что угодно.

— Что вы хотите узнать? — Я опускаю сэндвич и вытираю с губ майонез.

— Всё, что угодно. Что-нибудь, что с вами произошло. Неважно, грустное или смешное, ужасное или глупое. Что-нибудь такое, что я могу пересказать дома своей жене. Мы уже до смерти надоели друг другу.

Я смеюсь, ведь именно такой реакции ждет от меня мистер Каллахан, но, если честно, мне хочется плакать. Бен не успел мне надоесть. Боже, ну почему у нас было так мало времени, что Бен не успел превратиться в зануду? Когда ты любишь кого-то так сильно, что всё интересное переживаешь с ним вместе, и поэтому вам нечего обсуждать, когда знаешь, что будет на следующий день прежде, чем любимый тебе об этом расскажет, когда держишь его за руку, лежа с ним рядом в постели, хотя он днями не рассказывал тебе ничего интересного — такую любовь я хочу. Такую любовь я искала.