Как никогда. Одинокая женщина желает... - Марина Порошина Страница 41

– Да вы просто идеальный муж! — подвела итог Ирина.

– Не знаю, не пробовал себя в этом качестве.

– Вы что же, никогда не были женаты?

– Да как-то до этого не доходило. Нет, какие-то романы, конечно, были, но вы знаете — именно романы. Когда они переходили… за грань реальности, они переставали меня интересовать, потому что там начиналась проза, а я искал поэзии, родства душ. Я потом докопался, откуда пришло самокопание, — это ведь традиционное занятие не обремененного бытом интеллигента.

– И откуда же, интересно?

– Вам правда интересно? — профессор смотрел недоверчиво.

– Правда, — кивнула Ирина. — Не телевизор же нам смотреть.

– Я не говорил вам, откуда я родом? — воодушевился Лев Николаевич. — Нет? Из Тетюшей! Вам это, конечно, ничего не говорит. Просто городишко на Волге, маленький, деревянный, каменных домов и сейчас — раз-два и обчелся. Зато гусей — великое множество. В каждом дворе — целая стая. И настоящее ревнивое соперничество — чьи гуси упитаннее, крупнее? Когда шел дождь, по улице невозможно было проехать ни телеге, ни машине, образовывались лужи, а в лужах плескались стаи гусей, и уж они никому не уступали дорогу! Два магазина. Единственная школа-восьмилетка, там всю жизнь проработала моя мама. Весь город когда-то у нее учился. Я сейчас подумал: странно, но мы с мамой почему-то никогда не разводили гусей. Я вам специально про гусей рассказываю, потому что в Тетюшах нет других достопримечательностей. Кроме деревянной лестницы, ведущей к пристани. Триста восемьдесят четыре ступеньки плюс три нижних сломанных. По этим ступенькам спасался бегством Остап Бендер, когда за ним гнались разъяренные члены шахматного клуба Нью-Васюков!!!

В этом месте он в лучших традициях старой мхатовской школы сделал огромную паузу, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Так вы родились в Нью-Васюках?! — оправдывая ожидания, искренне восхитилась Ирина. — Какая прелесть!

– У нас в Тетюшах даже сохранилось здание шахматного клуба, где якобы бывал Бендер. Ну, да бог с ним. Представьте: обрывистый берег, там, внизу, Волга, мимо идут теплоходы… Днем белые и почему-то медлительные, как лебеди. А ночью — залитые огнями, загадочные, недосягаемые, проносящиеся мимо. На несколько мгновений — музыка, смех, огни… и опять тишина, чернота бескрайняя, безбрежная. У нашей пристани они никогда не останавливались, шли в Ульяновск. Что им делать в Тетюшах? Но однажды под вечер к нашей пристани причалил огромный трехпалубный теплоход! Оказалось, что в Ульяновск приехала какая-то важная правительственная делегация и там теплоходы не принимали, ну, знаете, как у нас это делается, вот они для соблюдения графика и причалили у нас. И по нашей лестнице стали подниматься люди, каких я никогда не видел. Женщины в нарядных платьях и в туфельках, они все казались мне красавицами. Дети, мужчины — они были совсем другие, чем наши, тетюшинские. Я смотрел на них как завороженный, они гуляли по городу, снисходительно удивляясь нашим гусям и узким улочкам. Потом они вернулись на теплоход и уплыли. А я до поздней ночи сидел на берегу и думал, что вот это и есть настоящая жизнь, настоящие люди. И что я обязательно должен уехать отсюда, уехать в большой город, стать таким, как они…

Я поступил в университет, учился самозабвенно, ведь только образование могло помочь мне стать таким, как они, те люди из моего детства. По распределению попал в Свердловск. Опять учился, работал, писал кандидатскую, потом докторскую. В сорок лет спохватился, что пора бы и о семье подумать. Мама писала, что мечтает о внуках, что хватит мне жить бобылем.

– В романах не бывает свадеб… — вздохнула Ирина.

– Вы совершенно правы, — согласился Лев Николаевич. — Жанр романа изжил себя на данный момент. Сейчас время публицистики. Дерзко, хлестко, главное — быстрее других. Оказалось, что это опять не мое время. Раньше на профессорскую зарплату, сами знаете, можно было содержать семью, а к тому времени, когда я стал профессором… В общем, довольно жалкое положение для мужчины. Я пытался подрабатывать, но, увы, абитуриентам нужна гарантия, а я не умею «договариваться» с приемной комиссией. Однажды, когда было совсем плохо, мы пытались устроить забастовку, но кого может напугать забастовка на филологическом факультете — ведь мы же не водители «скорой». Над нами просто посмеялись. Участвовали во всяких шествиях, акциях протеста… Тогда было легче, тогда мы еще верили, что главное — до кого-нибудь там, наверху, достучаться, объяснить. Они поймут и помогут. А потом как-то все устоялось. И вроде бы даже наладилось. Появились частные вузы, детей стали учить за деньги. Но теперь зарабатывают деньги те, кто связан с экономикой, юриспруденцией. А филологический — исключительно бюджетный факультет. Нет, можно и у нас зарабатывать, да я не умею. И самое плохое, что я уже как-то свыкся с бедностью. Но не с одиночеством… Знаете, кто я? Бесприданник! Раньше были — бесприданницы, а теперь — бесприданники. Но если для женщины этот социальный статус вполне простителен, а при некоторых обстоятельствах даже придает ей дополнительное очарование, то для мужчины — это позорное и несмываемое клеймо…

– Лев Николаевич, а до Нового года осталось сорок минут! — взглянув на часы, преувеличенно засуетилась Ирина. — Давайте хоть шампанское откроем. Да и вообще я сегодня, кажется, ничего не ела. Вы собирались меня накормить своим салатом? Разрекламировали — и обманули.

– Простите великодушно. Заболтался, — покаянно развел руками профессор. — Вы так умеете слушать. Редкое качество. Все любят говорить, как я, и мало кто умеет слушать.

Лев Николаевич поковырял вилкой салат и сокрушенно вздохнул:

– Мой салат теперь не имеет смысла, потому что гренки надо добавлять непосредственно перед едой, они должны хрустеть, а теперь они стали мягкими.

– Очень жаль. Придется начать все заново. Пойдемте на кухню. У меня есть ветчина. И сыр. И шпроты. Что-нибудь придумаем! Тем более что салаты я в магазине купила.

Ирина и Лев Николаевич дружно отправились на кухню. Ирина почувствовала, что действительно ужасно хочет есть, и принялась украдкой прихватывать куски ветчины и сыра, которые Лев Николаевич ловко нарезал и художественно выкладывал на тарелки. Он смотрел на нее укоризненно, но Ирина ничего не могла с собой поделать, разве что отвлечься от ветчины и незаметно поддевать ложкой салат, который ей доверили выкладывать в салатницу. Как выяснилось минуту спустя, она поступила хоть и невоспитанно, но весьма предусмотрительно: их занятия кулинарией прервал звонок в дверь.

На сей раз он был вполне нахальный. Вот ведь интересно: до сих пор она и не подозревала, что обычный дверной звонок может передавать такую гамму чувств. Ирина замерла с набитым ртом. Лев Николаевич был явно испуган.

– Да что же это такое сегодня! — кое-как прожевав салат, искренне возмутилась Ирина. И прихватила кусок рыбки — мало ли как оно там сложится!

– А может, это Евстолия Васильевна? — с надеждой предположил профессор. — И мы не должны открывать…

– Как же! — фыркнула Ирина. — Вы ее плохо знаете. Она наверняка слышала, как вы пришли, удивительно, что она так долго терпела.