Чужестранка. Книга 1. Восхождение к любви - Диана Гэблдон Страница 41

Я пошла дальше, но вдруг мне пришло в голову еще одно соображение: для молодого человека, который находится в бегах от каких-то неведомых мне врагов, Джейми был примечательно доверителен с незнакомым, чужим ему человеком.

Я отнесла корзинку в кухню и вернулась в кабинет покойного Битона, первозданно чистый после посещения энергичных помощниц миссис Фиц. Многочисленные бутылочки на полках шкафа прямо-таки сияли даже при тускловатом свете из окна.

Именно со шкафа и стоило начать ревизию того, какие медикаменты и травы уже есть под рукой. Накануне вечером я некоторое время перед сном листала прихваченную из кабинета книгу в голубом кожаном переплете. Книга оказалась «Справочником и путеводителем врача», содержащим перечень рецептов для лечения различных симптомов и недомоганий с подробным описанием ингредиентов.

В книге было несколько разделов: «Рвотные средства и лекарственные кашки», «Таблетки и пилюли», «Различные пластыри и их употребление», «Декокты и настои», а также весьма обширный раздел, несколько зловеще обозначенный одним словом: «Слабительные».

Углубившись в чтение некоторых прописей, я поняла главную причину неуспеха Дэви Битона как целителя. «При головной боли, — гласила одна пропись, — возьмите шарик конского навоза, тщательно высушите его, разотрите в порошок и, размешав с подогретым элем, выпейте целиком». Через несколько страниц: «Отвар, приготовленный из корней чистотела, куркумы и сока двух сотен слэтерс (это название поставило меня в тупик!), — лучшее средство от желтухи». Я закрыла книгу, изумляясь тому, что значительное число пациентов покойного доктора не только выжило, употребляя прописанные им средства, но к тому же и выздоровело.

На самом видном месте стоял большой кувшин коричневого стекла, содержащий несколько подозрительных на вид шаров. Начитавшись битоновских рецептов, я соображала, что бы это могло быть. Повернув кувшин, я обнаружила на нем написанную от руки этикетку и с торжеством открывателя прочитала: «Конский навоз». Полагая, что подобная субстанция с течением времени не улучшается, я осторожно отставила кувшин в сторону, не открывая его.

Последующее обследование обнаружило, что Purles ovis есть не что иное, как латинское обозначение подобной же субстанции, производимой овцами. «Мышиное ушко» оказалось также материей животного происхождения, а не растительного, как я предположила вначале; с некоторым содроганием я отодвинула от себя бутылочку, наполненную высушенными крохотными розовыми ушками.

Я продолжала недоумевать по поводу загадочных «слэтерс», написание этого слова встречалось в нескольких вариантах — «слэтерс», «слеттерс» и «слэтирс»; по-видимому, то был важный ингредиент многих лекарств, и я была рада, когда в руки мне попала заткнутая пробкой бутылочка с соответствующей надписью. Она была наполнена до половины чем-то похожим на маленькие серые пилюли. Диаметром они были не более четверти дюйма и такие идеально круглые, что я восхитилась искусством Битона. Я поднесла бутылочку поближе к глазам, подивившись тому, что она очень уж легкая. Тут я разглядела на каждой «пилюле» тоненькие бороздки и микроскопические ножки, сжатые в центре в один пучок. Я поспешно поставила бутылочку на стол, вытерла руку о передник и мысленно внесла в список открытий еще один пункт: написано «слэтерс» — читай «мокрицы».

В кувшинах Битона содержались и вполне приемлемые вещества, например высушенные травы или экстракты, приготовленные из них, и это могло оказаться полезным в моей практике. Я нашла порошок фиалкового корня и ароматический уксус, которые миссис Фиц употребляла для лечения Джейми. Нашла дягиль, полынь и сосуд с загадочной надписью: «Вонючий араг». Я открывала этот сосуд с осторожностью, но там оказались всего-навсего мягкие кончики молодых еловых веток и из бутылки потянулся приятный бальзамический аромат даже прежде, чем я ее как следует открыла. Я оставила посудину открытой, чтобы освежить воздух в маленькой темной комнате, а сама продолжала «инвентаризацию».

Я отодвинула в сторону кувшин, полный сушеных улиток, потом емкость с надписью: «Масло из дождевых червей» — надпись соответствовала содержимому, потом «Vinum millepedatum» — в кувшине плавали в вине раскрошенные на кусочки многоножки; далее на свет божий явился «Порошок из египетской мумии», на вид весьма непонятный, но думаю, что местом его происхождения был скорее илистый берег какого-нибудь водоема, нежели гробница фараона; голубиная кровь, муравьиные яйца, высушенные жабы, старательно завернутые в мох, и, наконец, «Человеческий череп, в порошке». Чей то был череп? Бог весть.

Большая часть второй половины дня ушла у меня на обследование шкафа, а потом комода с огромным количеством ящиков и ящичков, в результате чего я выставила за дверь множество бутылочек, коробок и прочих емкостей уже со снятыми этикетками — чтобы их куда-то убрали или для чего-то использовали. Значительно меньшее количество пригодных для лечения веществ я снова поместила в шкаф.

Некоторое время я пребывала в раздумье над большим свертком паутины. И «Путеводитель» Битона, и моя собственная память подсказывали, что в народной медицине паутина используется весьма эффективно при перевязке ран. Я была склонна считать подобное употребление негигиеничным, но мой опыт перевязывания ран на обочине дороги показал, насколько желательно в таких обстоятельствах иметь под рукой что-то, обладающее одновременно как свойством склеивать, так и свойством абсорбировать. В конце концов я положила паутину в шкаф и решила, что надо найти способ продезинфицировать ее. Не кипятить, подумала я. Возможно, достаточно подержать над паром — так, чтобы паутина не лишилась клеящих свойств.

Я вытерла руки о передник и задумалась. Я осмотрела почти все, оставался только деревянный ящик у стены. Откинула крышку — и с отвращением отпрянула: такая вонь ударила мне в ноздри.

Ящик хранил в себе принадлежности хирургической практики Битона. В нем находились несколько ужасающих пил, ножи, зубила и прочие инструменты, гораздо более пригодные для постройки дома, нежели в деликатном искусстве хирургии. Воняло так ужасно лишь потому, что Дэви Битон не находил никакого смысла в том, чтобы чистить инструменты после употребления. Я невольно сморщилась при виде темных пятен на некоторых лезвиях и захлопнула крышку.

Я подвинула ящик к двери, намереваясь предложить миссис Фиц передать отмытые от грязи инструменты плотнику — если в замке таковой имелся.

Меня насторожил какой-то шум за спиной — и как раз вовремя, чтобы я успела посторониться и не наткнуться на кого-то, вошедшего в комнату. Обернувшись, я увидела двух молодых людей, один из которых прыгал на одной ноге, а второй его поддерживал. Больная нога была обмотана неопрятными на вид тряпками, на которых проступали пятна крови.

Я огляделась по сторонам, потом указала хромому на ящик — за неимением ничего более подходящего.

— Садитесь, — предложила я.

Новый целитель замка Леох начинал свою практику.

Я легла в постель в совершенном изнеможении. Но, как ни странно, была чрезвычайно довольна тем, что разобралась в наследстве Битона, что, имея в своем распоряжении ничтожно малое количество медицинских средств, я все же помогла нескольким пациентам, — одним словом, я почувствовала себя нужным и полезным человеком. Ощущая под пальцами плоть и кости, считая пульс, осматривая языки и глазные зрачки, я включилась в привычную рутину, и это несколько приглушило состояние паники, в котором я пребывала с того самого момента, как прошла сквозь камень. Я очутилась в странных обстоятельствах и была выбита из колеи — должно быть, поэтому сознание, что я имею дело с реальными людьми, успокаивало меня. У этих людей бились в груди живые сердца, я слышала их дыхание, у них росли волосы, и плоть их под моими пальцами упруго и тепло подавалась. Некоторые из них дурно пахли, завшивели, неизвестно когда мылись, но все это было для меня не ново. Условия ничуть не хуже, чем в полевом госпитале, а что касается травм, то они оказались куда менее серьезными. Мне доставляла радостное удовлетворение возможность облегчить боль, вправить сустав, помочь недужному. Ответственность за здоровье других людей уменьшала чувство собственной беспомощности как жертвы судьбы, забросившей меня сюда, и я была признательна Колуму за его предложение.