Голубой вальс - Линда Френсис Ли Страница 41

Своими темными глазами он внимательно вгляделся в глаза Белл.

– Хотя ты и забыла, как выглядит отец, он навсегда останется в твоем сердце.

Со слабой улыбкой Стивен смахнул слезы с ее щек.

– Я знаю это совершенно точно. Каждый раз, когда мы видимся, ты всегда упоминаешь о своем отце. Честно говоря, не будь он твоим отцом, я бы даже ревновал.

Стивен посмотрел на Белл с ласковой заботливостью:

– Ты очень любишь его, только это и имеет значение.

Он так хотел утешить ее, помочь. И сердце его дрогнуло, когда Стивен увидел, что из-под прикрытых век опять полились слезы.

– Да, люблю, – прошептала она, – но недостаточно. Прости меня, о всемилостивый Боже, недостаточно!..

1876 год

Ренвилл

День был холодный, земля вся промерзлая. Понадобилось шесть человек, чтобы вырыть могильную яму.

Броунинг Холли стоял возле гроба, на его щеках поблескивали замерзшие слезы. Его милая дочь, юная Белл, оцепенев от горя, не двигалась. К горю девочки примешивалось сильнейшее беспокойство. С предыдущего дня, когда доктор Уильяме закрыл глаза матери и сказал, что ее душа вознеслась на небо, отец не проронил ни слова.

Он был в таком ужасном состоянии, что, казалось, даже не осознает смысла произошедшего. Но Белл поняла. В свои двенадцать лет девочка уже хорошо знала, что мать умерла.

Все это время в их долине свирепствовала скарлатина, сводя в могилу друзей и соседей, иногда целыми семьями. Но Броунинг и Белл выжили. Хотя молчание отца и внушало Белл подозрение, что он тоже заболевает.

Те же люди, что выкопали яму, опустили в нее гроб. Белл была вне себя от горя. Отныне ее мать будет покоиться в земле, вдали от них.

Но что, если мать не умерла? – встревожилась девочка. Ее охватила паника. Что, если она просто очень устала и уснула? Что, если она проснется в гробу, в кромешной тьме и закричит от страха? Услышит ли кто-нибудь ее?

Сердце Белл громко застучало, она решила спросить отца: может быть, мать проснулась в могиле и пытается выбраться наружу? Она притронулась к его висевшей как плеть заскорузлой руке.

Броунинг Холли, вздрогнув, посмотрел на нее.

– Мадлен, – прошептал он.

Белл была поражена в самое сердце. Она знала, что очень похожа на мать, отец часто говорил ей об этом. Но в этот миг она ни на кого не хотела походить, даже на мать. Она хотела быть просто Белл, Голубым Колокольчиком.

– Нет, папа. Это я, Белл.

Его глаза широко раскрылись, потемнев от боли. Она попыталась сплести свои пальцы с его пальцами, но рука отца осталась безучастной, разве что напряглась, и он вновь повернулся к могиле. Несколько мгновений Белл держалась за него, хотела что-то сказать, но промолчала. Не в силах забыть ледяной взгляд, которым окинул ее отец, девочка убрала руку.

Краешком глаза она взглянула на старого фермера, у которого работал отец. Фермер смотрел не на гроб, а на нее. Вздрогнув, Белл хотела было прижаться к отцу, но передумала.

С недетской мудростью она осознала, что никто не скажет ей, в самом ли деле мертва ее мать, и никто не поможет ей спастись от старого фермера. Отныне ей придется полагаться только на себя.

С глубоким вздохом Белл стала вспоминать облик умершей матери. Глаза сомкнуты. Грудь в полной неподвижности. Кожа залита неестественной бледностью. Губы синие. Да, мать мертва, хорошо обдумав все происшедшее, решила Белл. И, конечно, не пытается выбраться из могилы.

Но старый фермер жив и смотрит на нее таким взглядом, что все холодеет в груди.

Под влиянием этого рокового дня Белл Холли неузнаваемо переменилась.

После похорон она старалась держать дом в чистоте и опрятности, готовила еду, стирала белье, застилала постели. Она уже давно помогала матери по хозяйству, многое умела, хотя приготовить вкусный обед или хорошенько отстирать белье в зимние холода было выше ее детских сил. Несколько дней отец ничего не делал, только неподвижно сидел на стуле у очага. Он не ел, ничего не отвечал, когда она с ним заговаривала. Часто путал дочь с ее матерью. А когда ум его прояснялся, то бормотал что-то маловразумительное о том, что не выполнил своих обещаний.

На третий вечер пришел старый фермер и сказал, что если наутро он не выйдет на работу, ему тут же подыщут замену. Броунинг только взглянул на него, но ничего не ответил. И вот тогда-то Белл заметила, что его безутешное горе начинает медленно превращаться в горячий, как расплавленный свинец, гнев.

Белл беспомощно наблюдала за преображением отца. Через несколько дней неизменно веселый, жизнерадостный отец превратился в убитого горем, а затем и пылающего гневом человека. И этот новый отец пугал ее. По ночам она молилась, чтобы мать воскресла, а отец стал прежним. Но наступало утро, мать лежала в могиле, а в отце не происходило никаких перемен к лучшему. Однако на работу он вышел.

Дни шли за днями, складываясь в недели, Белл изо всех сил старалась заменить покойную мать, но у нее это плохо получалось. Отец начал проявлять недовольство:

– Мясо жесткое!

– Белье плохо прополоскано.

– В доме кавардак.

Что бы она ни делала, ничто его не удовлетворяло. Все попытки вернуть его любовь оказывались тщетными. Однажды вечером он не притронулся к еде.

– Тебе надо поесть, папа.

Он вдруг с такой силой хватил кулачищем по грубо отесанному столу, что вся посуда на нем задребезжала.

– Не смей мне указывать, девчонка, что я должен делать, а что нет! Оставь меня в покое.

Казалось, вся комната заполнена его гневом, неистовым и обжигающим. Никогда еще отец не разговаривал с такой безумной злобой.

Затем он стал как-то странно на нее поглядывать.

– Сколько тебе лет? – однажды спросил он.

– Двенадцать, папа, скоро исполнится тринадцать. – Белл верила, что он хорошо знает, сколько ей лет. Почему же тогда спрашивает?

– Четырнадцатого февраля, да?

– Да. В День святого Валентина. Ты вспомнил? Он внимательно оглядел ее, прежде чем кивнуть, затем отвернулся и больше не разговаривал.

Ее изголодавшееся по любви и ласке сердечко ликовало. Он вспомнил, что ее день рождения приходится на День святого Валентина. Это вселяло в нее веру в то, что все будет хорошо. Они еще станцуют с отцом, пусть и не в большом зале, но хотя бы дома. Вместе вкусно поужинают, а потом закружатся в веселом танце. Конечно, они будут вспоминать маму – ведь они так сильно по ней тоскуют! Но любовь между ней и отцом вновь зацветет пышным цветом. Его гнев улетучится. И они будут танцевать до упаду.

С этого времени Белл считала дни, остававшиеся до ее дня рождения. И готовилась к приближавшемуся празднику. Обдумывала, что приготовит на ужин, какой пирог испечет. Ползала на четвереньках, до блеска натирая пол. Она мечтала о наступлении четырнадцатого февраля, как голодающий мечтает о куске хлеба. Каждый день, пробуждаясь и перед сном, она говорила себе, что ее день рождения вот-вот наступит. И тогда наконец все снова будет хорошо.