Бухта влюбленных - Вайолет Уинспир Страница 42

– Вот, это тебя… – Подмигнув, Рик протянул ей трубку и деликатно удалился.

Сначала в трубке что-то шумело, потом до Ферн отчетливо донесся голос Росса:

– Алло, Ферн!.. Это ты?..

– Привет, Росс! – Она опустилась в кресло рядом со столиком, и ей было ужасно приятно слышать его теплый, бархатный голос. – Росс, я слышу тебя очень хорошо.

– А у меня что-то шумит в трубке… Ну давай, расскажи мне все! Как дела у мальчика?

Они говорили в основном о Брайони, о ее тяжелом состоянии, но сердце Ферн ныло от тоски, потому что Росс так и не сказал ей того, что она хотела услышать, – что он скучает и ждет ее возвращения.

– Мне чертовски жаль, Ферн, что мальчик так сильно болен. – От его искреннего сочувствия у Ферн на глаза навернулись слезы. – А состояние твоей сестры вполне можно понять – ведь дети есть дети, правда же?

Ферн вдруг отчетливо представила себе выражение отчуждения в глазах Росса, и горькие мысли окатили ее новой волной.

Они проговорили довольно долго, потом наконец он сказал:

– Ну, береги себя, милая, и знай – я буду всей душой болеть за маленького Фрэнки.

«Милая»! Ей показалось, будто его губы коснулись ее, заставив замереть в сладком щемящем восторге.

– Ты тоже береги себя, Росс, – проговорила она чуть дрогнувшим голосом. – И не питайся одними бутербродами, когда просиживаешь целыми днями за машинкой.

Она услышала его смех:

– Со мной все будет в порядке. Сегодня только Делила притащила мне целую корзину провизии.

– Милая Делила! Спасибо ей! Передавай всем от меня привет. Хорошо?

Пообещав передать, Росс сказал, что позвонит в понедельник, и они попрощались.

В течение выходных состояние Фрэнки по-прежнему оставалось очень тяжелым. Один из врачей, узнав, что Ферн медсестра, сообщил ей, что кризис должен произойти в течение суток и что мальчику предстоит тяжелая борьба за жизнь.

После разговора с доктором Ферн с трудом могла сидеть в приемной в компании Эстер и Джорджа Тэйлора, выслушивая назидания сестры, которая считала, что Брайони не нужно проводить так много времени у постели ребенка: малыш, убеждала всех Эстер, все равно не знает, что мать рядом, и та только попусту все больше и больше растравливает себя и страдает.

Ферн вышла в больничный садик. Там она села на скамью и в сгущающихся сумерках слушала приглушенный шум машин, доносившийся из-за высокой ограды. Она размышляла о том, каким чудесным даром является жизнь, и о том, что понять истинную цену дара можно, только когда смерть подступит совсем близко. Жизнь! Как она прекрасна, когда два любящих сердца бьются в унисон и когда эту чудную картину жизни довершает присутствие в ней ребенка…

Ферн просидела в саду более получаса, и, только тогда к ней вернулось спокойствие, она смогла снова пойти в отделение.

Больницы по ночам представляют собой странное место. Пустые кафельные коридоры, стерильные операционные, палаты, притихшие в дежурном освещении… Все, забыв на время о боли, спит до утра – и только на рассвете приходит в движение: в палатах просыпаются больные, сестры в белых халатах начинают носиться по коридорам…

Больница – это отдельный мир, как лайнер в океане или звезда на небе. Больница – одновременно и поле битвы, и место для молитв, и уголок небес, где обитает надежда.

В маленькой палате, в которой лежал пятилетний Фрэнки Скэнлен, тоже шло сражение: много часов подряд наука билась в ожесточенной схватке с безжалостным и безликим падальщиком, называемым смертью… Но никто не мог бы сказать, что в конечном счете прогнало этого падальщика – наука или молитвы любящих родителей. Очевидно было только одно – к рассвету Фрэнки мирно спал, и на его бледных щечках появился едва заметный, слабый румянец.

Брайони рыдала в объятиях Рика, когда доктор, усталый и все же удовлетворенный, вышел в приемную и сообщил, что кризис прошел и теперь малыш пойдет на поправку.

В течение недели Фрэнки начал уже садиться на постели и узнавать родных. Когда он впервые понял, что перед ним тетя Ферн, его голубые глаза стали большими, как блюдца, потом он улыбнулся и прижался щекой к ее руке… И Ферн сразу же вспомнился другой, гораздо более взрослый «мальчик», часто делавший то же самое.

Думая о Россе, она не могла побороть тревоги, все сильнее сковывавшей ее сердце по мере того, как его звонки становились все реже.

К тому времени, когда уже почти выздоровевшего Фрэнки выписали домой, сухой, резкий голос телефонистки с международного узла связи больше вообще не спрашивал миссис Кингдом и не предлагал ей поговорить с Калифорнией.

Только огромная выдержка и мужество позволили Ферн вынести душевную боль и ужасное чувство утраты. Она знала, что Брайони и Рик заметили отсутствие телефонных звонков из Калифорнии, и, когда Брайони попробовала осторожно затронуть эту тему, Ферн сразу же объявила, что не собирается возвращаться в Америку.

– Наш брак не удался, Брай, – сказала она. – Я его люблю, а он меня нет.

Тем временем Фрэнки окончательно поправился. Муж Эстер в неожиданном порыве щедрости предложил отправить мальчика с Брайони и Ферн в круиз по Средиземному морю и вызвался сам оплатить поездку.

– Морской воздух, – сказал Джордж, – пойдет на пользу малышу. Как, впрочем, и его матери, – со смехом прибавил он, легонько ущипнув Брайони за осунувшуюся, все еще бледную щеку. Он вообще питал слабость к очаровательной маленькой Брайони, в которой видел полную противоположность своей более жесткой и нетерпимой жене. О Ферн же у него было ошибочное суждение – ему почему-то казалось, что ею движет чувство превосходства. Конечно, она была, на его взгляд, несказанно красива, но явно не относилась к тем, кто нуждается в утешении. Одним словом, далеко не котенок, которого всегда можно приласкать.

Мысль о круизе на роскошном лайнере, который будет останавливаться в самых разных местах Средиземноморского побережья, привела Брайони и ее маленького сына в восторг. Ферн же сомневалась, стоит ли ей ехать, но Брайони, безусловно, кто-то должен был сопровождать, а Рик как раз недавно получил новый заказ и не мог теперь бросить все и отправиться в путешествие.

– Да ладно тебе, Ферн! Поехали! – упрашивала ее сестра. – Перемена места, новые впечатления – нам всем троим это будет полезно.

Ферн в конце концов согласилась.

Сначала она хотела сообщить о новых планах Россу, но потом передумала. Зачем тешить себя глупой надеждой, что ему это может быть интересно? Зачем понапрасну терзать себя и писать ему письмо, на которое он никогда не ответит?..

Следующие две недели прошли в подготовке к круизу, и, как ни тяжелы были тайные мысли Ферн, она не выдала их ни взглядом, ни единым движением: Фрэнки и его матери нужна эта поездка, считала Ферн, и она не имеет права портить им ее своим отчаянием.

Брайони даже как-то поделилась с Риком в спальне: