Признания невесты - Дженнифер Хеймор Страница 42

– Благодарю вас. Мы можем позволить вам считать, что это настоящий талант, но я, со своей стороны, если говорить честно, должна признаться, что это, по сути дела, одно из немногих сочинений для фортепиано, которое я способна исполнить с определенным мастерством. И должна благодарить мисс Фебу, которая помогла мне справиться с наиболее сложными пассажами.

– О, вы просто скромничаете, миледи! – воскликнула Феба. – На самом деле вы играете с замечательным искусством.

Джонатан встал.

– Игра поистине восхитительная, дорогие леди. – Он обратился к Серене: – А вы музицируете, мисс Донован?

Серена покраснела и опустила взгляд. Джонатан отлично знал, что она не играет на пианино.

– Боюсь, что очень плохо.

– А вы поете? – поинтересовался Уилл.

Джонатан знал и то, что она не поет, однако ее удивило, что Уилл оказался не в курсе столь существенных сведений о ней.

– Нет, я, к сожалению, и не пою. Мы с Сереной брали уроки пения еще в детстве, но нам сказали, что этого таланта у нас не имеется.

– Ну а вы, мисс Феба? Вы поете? – спросил Уилл.

Все взгляды обратились на Фебу, а Серена вздохнула с облегчением и чувством благодарности за то, что на нее уже не обращают особого внимания.

– Я слышал, что мисс Феба обладает хорошим сопрано, – сказал Джонатан.

Ну конечно. Серена говорила ему о способностях своей сестры годы назад. Она с трудом поверила, что он это запомнил.

Глаза у Фебы заблестели.

– Смею ли я спросить, милорд, каким образом вы могли узнать о таких вещах?

– Ах! – Джонатан устремил взгляд на Серену. – Ваша сестра говорила мне об этом за обедом.

– Так порадуйте же нас чем-нибудь, мисс Феба, – обратился к ней Уилл.

– Ну хорошо, я попробую. – Феба вопросительно взглянула на леди Монтгомери, та кивнула и присела к фортепиано с мягким шорохом шелка, из которого было сшито ее нарядное платье.

Серена снова опустилась на диванчик, от всего сердца желая, чтобы Феба и леди Монтгомери играли и пели хоть всю ночь, лишь бы ей больше не пришлось говорить о себе – или о Серене.

Феба запела, опершись маленькой ладонью на верхнюю часть пианино. Голос у нее был мягким, чистым и высоким, а каждое слово исполняемого романса полно чувства.

Едва умолк голос Фебы, все зааплодировали, джентльмены осыпали ее комплиментами, а леди Монтгомери велела подавать кофе и чай.

Серена взяла для себя чашку чаю, исподтишка наблюдая, как Джонатан вертит в пальцах чашку с кофе, о чем-то переговариваясь с хозяйкой дома. Память ее всколыхнулась. Эти длинные пальцы ласкали ее обнаженную грудь, поддерживали ее у его губ, которые целовали чувствительный сосок.

Леди Монтгомери присела на диван рядом с ней, и Серена отвела взгляд от Джонатана.

Хозяйка дома улыбнулась, потом отпила глоток чаю. Поставив чашку на стол, она заговорила:

– Я хотела бы кое о чем попросить вас, Мэг. Могу ли я так и называть вас – Мэг?

– Конечно, – поспешила ответить гостья.

– А вы должны называть меня Джейн.

– Я так и сделаю, – улыбнувшись, заверила ее Серена.

– У меня есть к вам вопрос.

– Спрашивайте, пожалуйста.

Джейн сдвинула брови.

– Это несколько торопит события, а самое главное, мне было бы до крайности неприятно обидеть вас.

Серена потрогала большим пальцем тонкий край чашки из китайского фарфора.

– Умение предупреждать события всегда было для меня самым привлекательным качеством в моих друзьях.

Улыбка Джейн казалась совершенно искренней, а ее карие глаза так и засверкали.

– Я счастлива слышать это. – Она побарабанила кончиками пальцев себя по колену. – Я не могла не обратить внимания на то, какие взгляды вы бросали на лорда Стрэтфорда, когда мы с ним повстречали вчера вечером в парке вас и капитана Лэнгли.

О Господи. Лицо у Серены снова так и вспыхнуло.

– Взгляды?..

Джейн кивнула и произнесла:

– Да. И точно такие взгляды вы бросали на Стрэтфорда теперь.

– Ох! – выдохнула Серена.

– Я свидетельница того, что вы обращаетесь с ним корректно, но слышала историю о том, что произошло с вашей сестрой-близнецом, перед тем как вы обе покинули Лондон. Ничуть не удивительно, что вы относитесь с такой глубокой антипатией к мужчине, который ответствен за унижение и позор вашей сестры.

Серена нервно сглотнула.

– Я…

Она не смогла закончить фразу. Она скорее ожидала чего-то вроде обвинения по поводу ее истинного отношения к Джонатану – но только не того, что услышала. Хотя, разумеется, именно в этом было больше здравого смысла.

Серена бросила взгляд на Джонатана. Он, Уилл, Кинсайд и Феба сгрудились у фортепиано, разбирая ноты, которые достали из папки, и спорили о Моцарте и Гайдне.

Джейн наклонилась поближе к Серене и сказала:

– Видите ли, граф мой двоюродный брат, кузен по прямой линии. Наши семьи жили в разных частях Англии, но часто наносили друг другу визиты еще в те времена, когда мы с Джонатаном были детьми. Я его хорошо знаю – возможно, лучше, нежели кто-нибудь еще.

Его кузина? Серена крепко стиснула руки, которые держала у себя на коленях, хотя они так и порывались взлететь наверх и прикрыть пылающее румянцем от стыда лицо. Выходит, она ревновала Джонатана к его собственной двоюродной сестре? Какая же она идиотка!

– Я понимаю, – почти шепотом пролепетала она.

Джейн сделала еще глоток чаю.

– После того как вы с сестрой покинули Англию, Стрэтфорд пережил нелегкий период. Я не часто виделась с ним в то время, но слышала о его подвигах. – Она вздохнула. – Время от времени я даже начинала верить, что он намеренно уничтожает себя.

Серена пристально уставилась на чай в своей чашке, а Джейн продолжала, понизив голос:

– Хуже всего было не то, что он уничтожал себя, а то, что увлекал за собой друзей.

Серена подняла на нее глаза.

– Но почему вы рассказываете мне об этом?

– Потому что он изменился.

Серена поглядела на собеседницу с откровенным недоверием, и та подняла руки в знак капитуляции.

– Ничто из того, что он может когда-либо сделать или сказать, не вернет к жизни вашу сестру, и Стрэтфорд понимает это, Мэг. В первые несколько лет после ее гибели он не мог совладать с собой. Но теперь… ладно, я верю, что он наконец осознал невозможность очистить совесть при помощи дебоширства и самоуничижения. Мало-помалу он стал отказываться от опрометчивых поступков, сделался более терпеливым и вдумчивым и предпочел проводить большую часть времени с теми из своих друзей, кого следует считать настоящими джентльменами.