Единственная и неповторимая - Шейн Уотсон Страница 42

— Ну вот зачем мы едем.

— А потом что будете делать?

— Ну-у-у… — Он что, смотрел на Флавию, делая знаки, указывая на трубку и говоря беззвучно: «Извини, никак не могу от нее избавиться»?

— Да ладно, мне не особо интересно, — сказала Джеки. — Просто не хочу где-нибудь с вами столкнуться. — Она еще сильнее прижала трубку к плечу.

— А у тебя и не получится. Вы ведь пойдете в «Ону» в Стэнбери или в «Зен-бар»… — Сэм опять замолчал, и она услышала, как эта девушка что-то ему говорит. — Это ведь рестораны уровня Саймона?

— Не знаю. — Внутри у нее все переворачивалось, как в стиральной машине. — Что это ты вдруг стал таким экспертом?

— Уверен, что вы пойдете в один из этих ресторанов. Или в клуб? Точно, в тот клуб! Он приедет на своем «порше», усадит тебя на переднее сиденье и — вжик! — повезет прямо в этот клуб — «Веселые финны». «Эй, ребята, есть отдельная комната? — Сэм до жути правдоподобно спародировал голос Саймона — манерность мальчика из состоятельной семьи плюс хриплые нотки Феликса Кэта. — И… э-э-э… бутылочку вашего лучшего шампанского!»

— Очень смешно, — сказала Джеки. — Можешь думать, что у меня паранойя, но мне бы не хотелось, чтобы ты разглашал детали моей личной жизни перед кем попало. Благодарю за понимание.

— Она слушает плейер. Расслабься, хорошо? Мне уже жалко парня. — Сэм засмеялся своим обычным смехом: хо-хо-хо.

«Прими меня таким, какой я есть. И соблазнять тебя я не собираюсь» — вот что означал этот смех.

— Ну же, Джеки, все будет хорошо. Ты отлично подготовилась, волноваться тебе не о чем. Только не забывай о правиле четырех «С»: сладкая, спокойная, сексуальная и… соблюдающая обет молчания. Шучу-шучу! Конечно, солнечная! Осторожнее с выпивкой. Смочи немного горло вначале, но не переборщи. И помнишь, что ты делала, когда говорила мне, чтобы я проверил, не застряла ли у меня пища между зубов? Не вздумай проделать это с ним.

— Ха-ха.

— Все будет замечательно! И помни, ему тоже страшно. — Джеки вспомнила фотографию Сэма в последнем номере журнала «Гералд». Снимок был сделан сверху, он стоял в круге лежащих на полу девушек, расходящихся от него, как лучи от солнца; их босые ноги переплетались вокруг его ног.

— А куда вы с Флавией поедете?

— Не представляю, может, в паб «Петух и карлики».

«Петух и карлики» был самым ужасным пабом в округе, но в ту минуту он показался Джеки самым желанным местом на планете. Когда она разговаривала с Сэмом, у нее возникло то же ощущение, как в тех случаях, когда она звонила домой из Нортенгер-Хауса. Она говорила с отцом по телефону-автомату в холле пансиона, а рядом с ней, прислонившись к стене, стояла Эмбер. Подол ее юбки-клеш был забрызган грязью, и от нее исходил характерный запах смеси сигаретного дыма с аэрозольным дезодорантом и мятными конфетами. Она засовывала эти конфетки в рот одну за другой, в то время как отец Джеки подбадривал ее на другом конце провода: «Еще пару дней, экзамены закончатся, и ты будешь дома, спать в своей кровати».

— Ну, Джеки, ни пуха ни пера. Позвони мне завтра. — Было слышно по его голосу, что Сэм чем-то занят. Опять послышался женский смех. Джеки представила, как пальцы этой незнакомки пробираются за ворот шерстяного пальто Сэма.

— Не делай из-за нее того, о чем потом пожалеешь, — сказала Джеки и положила трубку.

Три часа спустя Джеки была одета, готова к выходу и… задыхалась от волнения.

— Я задыхаюсь, — шептала она Аманде в трубку, — я так нервничаю, что не могу нормально сидеть. Как будто у меня что-то с телом случилось.

Аманда тяжело вздохнула:

— Джеки, тебе не приходило в голову, что ты слишком долго готовишься к этому свиданию? Зачем ты взяла выходной?

— Ты сама мне сказала, чтобы я превратила свою квартиру в лавку древностей.

По правде говоря, сейчас ее квартира больше походила на жилье марокканского шейха или монгольского хана. Аманда прислала дизайнера по интерьеру из «Ла мод» с охапкой ковриков с нашитыми серебряными монетками, накидками на мебель из шкуры ягненка и наборами кроваво-красных бокалов.

«Это все из чувственной коллекции, которую мы представим в следующем месяце», — сказала девушка таким тоном, что Джеки стало понятно: Аманда растрезвонила о ее романтических похождениях по всему офису.

— Пожалуйста, помоги мне как-нибудь. — Джеки наклонила голову, зажав трубку между ухом и плечом. — Я даже бокал не могу ровно держать. И глотать не могу. Никак. Придется в меню выбирать только жидкое.

— Ты серьезно? — В голосе Аманды наконец-то послышалось беспокойство.

— Серьезнее некуда… осталось только два часа, и, если все будет продолжаться в этом же темпе, к тому времени, как он придет, я уже буду в подгузниках.

— Понятно, тебе надо принять мандракс [3].

Конечно! Эти таблетки пациенты доктора Магды принимали перед серьезными процедурами, а ее любимые клиенты получали их в неограниченное пользование. Аманда, например, приняла мандракс перед поминальной церемонией Эмбер (полтаблетки), перед похоронами (одну таблетку) и треть таблетки перед вечеринкой, которую устроила Девина в Лондоне, когда Аманда заняла должность редактора в «Ла мод». Мандракс, снотворное и два вида антибиотиков (для профилактики) были частью ее образа жизни. Однако мандракс главенствовал в этом ряду. Как сказала Аманда, «землетрясение в девять баллов по шкале Рихтера не сможет потревожить твое состояние абсолютного спокойствия».

Одна таблетка была незамедлительно послана в белом конвертике курьером прямо в руки Джеки. Двадцать минут спустя она проглотила рекомендуемую дозу в полтаблетки, запив ее бокалом красного вина, и села на диван, ожидая, когда же ее охватит состояние абсолютного спокойствия.

Джеки прождала полчаса. Ничего не изменилось. Она так же не могла удержать бокал в руке и просидеть минуту прямо. Поэтому за час до приезда Саймона она решила принять вторую половинку мандракса. К семи часам она почувствовала себя намного спокойнее, но ни в коем случае не в отрубе (как беспокоилась Аманда, позвонив ей в шесть тридцать), а немножко… расслабленной. Саймон должен был приехать через полчаса, а Джеки уже перешагнула ту степень опьянения, когда еще остаются силы встать с дивана и выйти из квартиры.

Она сделала единственно разумную в данных обстоятельствах вещь — выпила рюмку текилы. А потом еще одну, совсем маленькую. В семь пятнадцать Джеки чувствовала себя очень хорошо, чрезвычайно спокойно и легко. Она решила потанцевать расслабленный танец перед зеркалом над камином. И боги ей улыбались, ведь ее манера танцевать, обычно дерганая и хаотичная, сейчас автоматически улучшилась, став необычайно чувственной и оригинальной, как будто каждый танец был постановочным, включая и «Птичью песню» (песенка из альбома, а Джеки была уже не в том состоянии, чтобы перематывать).