Любовь и мороженое - Дженна Эванс Уэлч Страница 42

Автобус замедлил ход, и Рен решил его объехать. Внезапно нам открылась громадная панорама Флоренции, великолепный вид и на Понте-Веккьо, и Палаццо Веккьо, и Дуомо. Я мысленно похвалила себя. Прошло всего пять дней, а половина города мне уже знакома.

Рен свернул с дороги и остановился на парковочном месте размером с мой чемодан. Мы еле туда втиснулись.

– Куда теперь? – спросил он.

Я отдала ему бумажку с адресом:

– Мне сказали, что ее легко найти.

После этих слов мы целых полчаса бродили по одним и тем же улицам, потому что все прохожие посылали нас в самые разные стороны.

– Первое правило общения с итальянцами: они обожают указывать дорогу. – Рен вздохнул. – Особенно когда понятия не имеют, о чем вы их спрашиваете.

Похоже, Рен считает себя итальянцем только тогда, когда ему это удобно.

– И они часто жестикулируют, – добавила я. – У меня возникло ощущение, что тот парень направлял самолеты или дирижировал оркестром.

– Знаешь, как заставить замолчать итальянца?

– Как?

– Связать ему руки за спиной.

– Вот она! – Я резко остановилась, и Рен врезался в меня. Мы проходили мимо этого здания уже пятый раз, но я только сейчас заметила микроскопический позолоченный знак над дверью. АИИФ.

– Они что, хотят, чтобы мы высматривали знак из бинокля?

– Ты ворчишь.

– Извини.

Я позвонила в дверь. Раздался громкий звонок и женский голос:

– Pronto [74]?

– Buon giorno. Abbiamo un appuntamento [75], — ответил Рен.

– Prego. Terzo piano [76].

Дверь открылась. Рен повернулся ко мне и сказал:

– Второй этаж. Наперегонки?

Толкаясь плечами, мы помчались вверх по ступенькам и ворвались в большую, ярко освещенную приемную. Сидевшая за столом дама в узком лавандовом платье ахнула и поднялась:

– Buon giorno.

– Buon giorno, – поздоровалась я.

Она взглянула на мои кроссовки и перешла на английский:

– Это вы хотели увидеться с председателем приемной комиссии?

– Я победил, – шепнул мне Рен.

– Ничего подобного. – Я отдышалась и шагнула вперед. – Здравствуйте. Да, я вам звонила. На самом деле я собиралась спросить про одну из учениц.

– Простите?

– Моя мама училась здесь лет семнадцать назад, и я хочу отыскать ее бывшую однокурсницу.

Дама вскинула брови.

– Что ж, я не могу делиться личной информацией учеников.

– Мне нужна только фамилия.

– Я уже сказала, что ничем не могу вам помочь.

Черт.

– А как насчет синьора Петруччини? Он нам поможет?

– Синьор Петруччини? – Она сложила руки на груди. – Вы его знаете?

Я кивнула:

– Он был директором, когда мама здесь училась.

Дама смерила нас взглядом, развернулась и быстро вышла из комнаты.

– Ух ты. Да она просто солнышко, – съязвил Рен. – Как думаешь, вернется?

– Надеюсь.

Вскоре дама и правда вернулась, приведя за собой энергичного на вид старика с тонкими седыми волосами. На нем были стильный костюм и галстук. Дважды оглядев меня с головы до ног, он воскликнул:

– Non è possibile [77]!

Я переглянулась с Реном.

– Здравствуйте. Вы синьор Петруччини?

– Да. – Он моргнул. – А ты…

– Лина. Здесь училась моя мама и…

– Ты дочка Хедли.

– Да.

– А я уж было подумал, что глаза меня подводят. – Он подошел ко мне и протянул руку. – Вот это сюрприз! Виолетта, знаешь, кто мать этой девочки?

– Кто? – Дама сурово посмотрела на меня, явно не собираясь удивляться.

– Хедли Эмерсон.

– О! – Дама разинула рот.

– Пойдем, Лина. – Синьор Петруччини взглянул на Рена и добавил: – И друга своего захвати.

Мы последовали за ним по коридору в небольшой кабинет, заваленный фотографиями. Синьор Петруччини уселся и жестом предложил последовать его примеру. Я убрала со стула коробку с негативами и села.

– Лина, я был страшно расстроен, узнав о том, что случилось с твоей матерью. Это печально. И я говорю не только о ее вкладе в мир искусства. Она была потрясающим человеком.

– Спасибо, – кивнула я.

– Кто этот молодой человек? – Он указал на Рена.

– Мой друг, Лоренцо.

– Приятно познакомиться, Лоренцо.

– Мне тоже.

Синьор Петруччини оперся локтями о стол:

– Чудесно, что ты прилетела погостить во Флоренцию. И я так рад, что ты зашла к нам в академию. Виолетта упомянула, что ты ищешь информацию о бывших однокурсниках своей мамы?

Я глубоко вздохнула:

– Да. Точнее, я хотела побольше узнать о тех временах, когда она здесь училась, и связаться с одной из ее старых подруг.

– Разумеется. Какой?

– Ее зовут Франческа. Она изучала мо…

– Франческа Бернарди. Она тоже сделала себе имя. Ее фотографии заняли целый разворот в итальянском журнале «Vogue» прошлой весной. – Он постучал пальцами по голове. – Я не забываю имен. Сейчас попрошу Виолетту заглянуть в архив и проглядеть папки выпускников. Скоро вернусь. – Синьор Петруччини поднялся и вылетел из кабинета, не закрыв до конца дверь.

– Сколько ему лет? – прошептал Рен. – Разве твоя мама не писала, что синьору Петруччини уже за двести? А это было давно!

– Писала. А значит, сейчас ему двести семнадцать?

– Как минимум. И он такой подвижный! Я бы посоветовал ему пить меньше эспрессо.

– Как думаешь, спросить его про мистера Икс? Никто не знал, что они с мамой встречались, но я могу поинтересоваться, кто бросил работу во время второго маминого семестра.

– Да, спроси.

Я оглядела стены, и взгляд зацепился за фотографию пожилой дамы, смотревшей прямо в объектив. Я встала и подошла к ней:

– Это сняла моя мама.

– Правда? Откуда ты знаешь?