Тайна пропавших картин - Ольга Солнцева Страница 43

…На улицах города за эти дни мало что изменилось. Та же грязь и неухоженность, та же нищета прохожих, те же серые, мрачные лица… Добавилось несколько разбитых окон, только и всего. А еще по улицам теперь ходили военные в другой форме.

Решила: сделаю круг и пройду мимо гимназии – посмотрю, цела ли она. Ведь во время уличных боев могло случиться все, что угодно.

Только я закрыла за собой входную дверь, сразу же кто-то меня окликнул. Обернулась. На противоположной стороне улицы стоял военный в обветшалом, грязном мундире, со щетиной на лице, впалыми щеками, темными кругами под глазами, с потрескавшимися губами. Я не узнала его, и растерянно наблюдала, как он устремился ко мне через дорогу.

Когда военный подошел ближе, то воскликнул знакомым голосом:

– Сашенька, это же я, Антон!

Я была поражена настолько, что еще минуту не могла ничего произнести.

Да, это был Антон Кончаловский, тот самый «жених», от которого я сбежала к тете. От его пухлого телосложения не осталось и следа. Он заметно повзрослел. Передо мной как будто стоял другой человек.

– Антон? – вымолвила я, пытаясь спрятать удивление и выйти из охватившего меня оцепенения.

– Что, сильно изменился? – с ноткой грусти спросил он. – Да, война – это не увеселительная прогулка.

– Я очень рада тебя видеть!

– Как ты? – спросил он с явным любопытством. – Изменилась… Похудела… Но все равно та же прелестная Сашенька, – он улыбался и, я заметила, с удовольствием разглядывал меня.

– Спасибо, – ответила; и засмеялась: от его смешной откровенности и от чувства, что все возвращается в прежнее русло – комплименты, намеки, старые ухажеры…

– Ты, кажется, живешь с тетей? А твои родители? Слышала что-нибудь о них?

– Родители уехали за границу. К сожалению, я больше года ничего не слышала о них, – голос мой дрогнул.

– Как же ты ТУТ осталась, Саша?

– Так вышло, – и в горле отчаянно запершило.

Чтобы не случилось неожиданных слез, я торопливо переключилась на своего бывшего жениха и стала задавать ему вопросы.

– А ты? Как ты? Как твои родители?

– Папа где-то воюет. Ничего не слышал о нем… с тех пор, как расстались в начале восемнадцатого… Мама осталась в нашем городе. Я не видел ее уже несколько месяцев. И тоже ничего о ней не знаю… А ты, замуж не вышла? – вдруг спросил он.

Я смутилась от неожиданного вопроса. Обманывать у меня никогда не получалось. Если не хотела говорить неправду, предпочитала отмалчиваться. Самое плохое было, если спрашивали в упор, как сейчас.

Но Антон, похоже, не мог даже предположить, что я могла в такое время выйти замуж. Поэтому он, сам того не ведая, спас меня от вранья:

– Я ведь буду надеяться на ответные чувства, Саша, и когда война закончится, снова попрошу твоей руки.

Я улыбнулась, мысленно поблагодарив его за то, что помог мне не придумывать ложь.

– Ну, ладно, пора мне, – грустно произнес Антон. – Хотелось бы подольше с тобой поговорить, да идти надо. Ты в этом доме живешь?

Я молча кивнула.

– Можно мне зайти как-нибудь? Если получится…

Я опять кивнула.

Он медленно взял мою руку в свою и, поднеся ее к губам, поцеловал сквозь старенькую потертую варежку, чем страшно смутил меня. Заметил это и постарался успокоить:

– После войны, Сашенька, моим первым тебе подарком будут красивые кожаные перчатки. Так что жди меня, ни за кого замуж не выходи!

После этого заявления он вдруг отдал честь, щелкнув каблуками своих сильно поношенных сапог, и, перебежав на другую сторону улицы, скоро исчез из виду.

«После войны», – сказал он. Встретимся ли мы с ним после войны? Столько людей погибает каждый день! Доживем ли?.. Как страшно!

Я с грустью смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся за углом…

Не знаем мы своего будущего. Не дано нам это. Но всегда у нас есть выбор принять какое-то решение. Интересно, что бы было сейчас со мной и с ним, если бы я послушалась родителей и вышла за него замуж?

Неисповедимы пути Господни…

В эту минуту я еще не знала того, что мне не придется дожидаться окончания войны, чтобы встретиться с Антоном. Наша встреча уже предугадана и спланирована небесами. Встреча, которая произойдет очень скоро!..

85

Я не спеша гуляла по городу. Конец марта, однако по-прежнему было прохладно.

Дошла до дома Алексея. Здание казалось необитаемым. Темнели зашторенные окна, на воротах висел замок.

"Странно, – подумала я. – Вроде бы сюда кого-то поселили. Почему никого не видно? А где сейчас Алексей? Власть в городе сменилась. Может, вернется обратно, в свой дом?"

На рынке, несмотря на перемены в городе, как обычно царило оживление. Шныряли беспризорники. Неужели с приходом в город белых бездомных детей выгнали на улицу, как когда-то большевики также бесцеремонно закрыли тетину гимназию?.. Я пыталась разглядеть среди детей знакомые лица, тех, кого совсем недавно пыталась зарегистрировать в приемнике, в помещении бывшей картинной галереи. Нет, кажется, мальчишки не те. Хотя разве я могла запомнить всех?

Тревожно вздохнув, пошла дальше.

Пожалуй, дойду до гимназии, решила…

На первый взгляд, со зданием всё было в порядке. Даже окна выглядели целыми. По крайней мере, со стороны улицы. У ступенек, перед входом, стоял автомобиль – очень редкое явление в Полянске. Ватага ребятишек облепила его со всех сторон, трогая, гладя, заглядывая под низ кузова и внутрь, где за рулем сидел шоффер и со снисходительной улыбкой поглядывал на ребятню.

Я, умерив свое любопытство, повернула, чтобы идти домой. И тут неожиданно нос к носу столкнулась с соседом Матвея – бывшим моряком. Кажется, его звали Прокофий.

– Здравствуйте! – поздоровалась.

Он, избежав формальностей, связанных с приветствиями, тут же стал выкладывать последние новости:

– У нас двух офицериков поселили. Прям в Матвея комнату. И еще Чалковых подвинули… А Матвея твоего уже дня четыре нет. Прятается где-то. Ну, это понятно. Вчерась шестерых расстреляли на территории кирпички (я поняла, что он имеет в виду кирпичный завод). Власть сменилася, новая метла выметает старое… Вот так-то. Так што не ходи пока туды. Кто их знает, что удумают.

– Спасибо, – объяснять ему, что я «туды» и не собиралась, не стала. – До свидания.

– И я лучша дома посижу. Живее буду, – себе или мне сообщил Прокофий и заковылял в сапогах с привязанными ко дну подошвами к двери гимназии.