Без ума от графа - Кристина Брук Страница 43

— Я слышала, что иногда это причиняет сильную боль.

— Бывает, — сдержанно подтвердил он, видя скрываемый страх под ее напускной смелостью.

Волна неудержимой нежности овладела им.

— Но ты ничего не бойся, мое счастье. Я так все сделаю, что ты ничего не почувствуешь. А сейчас не думай об этом. Больно только в первый раз, зато потом...

— Хорошо, я верю тебе, — согласилась Розамунда.

От этих слов пьянящее радостное возбуждение охватило Гриффина. Он верил в их искренность, и тогда он решил, что ни в коем случае не обманет ее доверия, даже если это будет грозить ему неприятностями.

Он надеялся, что сумеет справиться со своими эгоистичными желаниями, чтобы ничего не испортить.

У него был не очень богатый опыт общения с женщинами, он больше следовал голосу инстинкта, внимательно следя за всеми ее пожеланиями. Доставляя удовольствие Розамунде, он заметил, что его собственное наслаждение увеличивается вдвое. Это было удивительно, никогда раньше он не замечал за собой ничего подобного. Встречаясь с женщинами, он не отличался особой нежностью, а стремился к той цели, ради которой и шел на свидание. Но ведь раньше он занимался любовью с теми женщинами, ни одну из которых не собирался брать в жены. С Розамундой все было иначе.

Выискивая наиболее чувствительные места на ее теле, он не пропустил ни одного, которые могли принести ей наслаждение. Сперва он осыпал поцелуями ее грудь, с удовольствием прислушиваясь к тихим сладострастным вздохам, которые издавала Розамунда. Следующей на очереди была бархатная кожа за ушами, нежный пупок, сгиб коленей, внутренняя поверхность бедер...

От возбужденной Розамунды исходил дурманящий аромат, от которого у него кружилась голова. Дрожащими от волнения руками он раздвинул ей ноги, любуясь тем, что открывалось его взгляду. Она была восхитительной женщиной, и ее лоно, теплое и влажное, уже было готово к дальнейшему.

Вот именно, готово.

Розамунда дрожала под его руками, она явно не хотела, чтобы он останавливался. Он нагнулся и прильнул ртом к ее самому сокровенному.

Вздрогнув, она слабо вскрикнула, но в ее крике слышалось только наслаждение. Удерживая ее ноги раздвинутыми, Гриффин принялся губами и языком ласкать ее, до тех пор пока она, не в силах сдержать стоны и дрожь, не начала просить его продолжать.

Он знал, чего она хотела, но намеренно тянул время ради того, чтобы продлить ее удовольствие, ее сладкие муки. Розамунда, охваченная нарастающей страстью, мотала головой, ее бедра непроизвольно двигались, то сжимаясь, то раздвигаясь. Если это и была мука, то одна из самых сладчайших, но она это заслужила. Сколько же он испытал мук от тех греховных видений с того дня, как впервые увидел ее полуобнаженной в комнате для позирования в доме ее матери.

Доставляя ей удовольствие, он неожиданно возбудился настолько, что ему пришлось сдерживать себя, чтобы не сорваться. Он твердо решил довести начатое до конца, он не имел права быть грубым.

Гриффин опять принялся ласкать ее лоно пальцем, до тех пор пока она не закричала от наслаждения. Стремясь продлить им обоим удовольствие и как можно лучше подготовить ее к завершающему действу, он опять принялся ласкать ее языком и губами.

Розамунда уже была на пороге оргазма, когда он, приподнявшись, ввел фаллос в ее влагалище. Хрипя от волнения, он продолжил начатое.

Вдруг она закричала, однако на этот раз в ее голосе слышался страх. Но ведь он сделал все, что мог, и она, судя по всему, была подготовлена к неизбежному. Впрочем, он никогда еще не имел дела с девственницей. Из-за боязни причинить ей боль он замер.

— Дальше, — прошептала она, извиваясь под ним. — Дальше, быстрее. Я вынесу.

— Хорошо.

Гриффина не надо было просить дважды. Он опять схватил ее за бедра и привлек к себе.

В следующее мгновение он уже был внутри ее, его страсть и животное желание обладать ею взяли вверх над сознанием. Словно издалека до его слуха донесся ее слабый болезненный крик, но его уже ничто не могло остановить. Ритмически волнообразные, неудержимые сокращения побежали по его телу. Он двигался быстрее и быстрее, проникая все глубже, и все сильнее погружал свой жезл внутрь, пока не заполнил ее всю. Его дыхание стало прерывистым и частым, глаза блестели, губы подергивались от необузданного желания. Он не владел собой, целиком отдавшись потоку страсти, несущему его к желанной цели.

Гриффин дернулся, задрожал, конвульсия пробежала по его телу. Он уткнулся головой в ее грудь, издав стон, и застыл прямо на ней, совершенно обессиленный.

Изнеможение овладело им. Слова с губ слетали прерывисто и невнятно. Больше всего на свете ему хотелось спать.

— Как... ты? Тебе... не больно?

Глупый вопрос.

— Немного.

Ее неуверенность смутила его. Ему стало неловко. Боже, как грубо он взял ее. Наверное, он отбил у нее на всю жизнь охоту заниматься любовью.

— Ты был просто великолепен... — Ее тихий голос едва долетал до его слуха. — После всего того, что ты сделал перед этим, мне было почти не больно.

«Как хорошо. Просто замечательно», — подумал он засыпая.

— Гриффин?

Розамунда ласково дотронулась до его плеча, но у него не было сил повернуть к ней голову.

Беда с этими женщинами. После любви им, как назло, хочется поболтать, излить свои чувства, поделиться своими ощущениями. Ему не хотелось обижать ее, но у него не было ни сил, ни желания объяснять ей, каким усыпляющим действием на мужчин обладает оргазм. Он почти отключился.

— Мм? — сквозь сон промычал он.

— Нам надо пожениться, завтра. Ты не против?

— Мм.

Гриффин ничего уже не слышал, он спал.

— Вот и прекрасно, — сказала Розамунда, целуя его в щеку.

Диккон ждал хозяйку, спрятавшись в глубокой тени стены конюшни при гостинице.

— Миледи.

Он слабо окликнул ее, услышав топот конских копыт. Подойдя, помог спуститься.

— Спасибо, Диккон, — поблагодарила его Розамунда, морщась от боли.

После ночи любви ездить верхом было весьма болезненно. Даже мерная рысь ее лошади причиняла ей боль.

Как только она спустилась на землю, то от усталости у нее едва не подгибались колени. Розамунда с трудом заставила себя выпрямиться. В первые мгновения она даже засомневалась в том, что сумеет дойти до гостиницы и подняться к себе в номер.

Краска стыда и смущения залила ее лицо, но к счастью, в темноте Диккон ничего не заметил. Или не хотел замечать. Была ли причина ее ночной отлучки столь же очевидна для него, как это казалось ей самой?

Отбросив эту неприятную мысль, она аккуратно всунула в руку слуге деньги. Сделав вид, что ничего не увидел, Диккон быстро спрятал деньги в карман.