Француженки не играют по правилам - Лора Флоранд Страница 43

– В следующий раз, когда мы будем участвовать в Championnat [82], Сильван, я сокрушу тебя с твоими жалкими шоколадками.

Люк повесил трубку. И ответил на новый звонок, не успев ничего сообразить.

– Люк. Какого хрена ты распсиховался? – Это был Доминик.

– Дом. Я хоть когда-нибудь давал тебе повод обсуждать мое психическое здоровье?

– Ты же напал на одного из своих работников!

– Ради бога, это же Патрик!

– Патрик! Люк. – Голос Дома стал серьезным. – Но ты же знаешь, что он преклоняется перед тобой.

– Это не… – Люк осекся, разрываясь между чувством вины и желанием оправдаться. Да, Патрик преклонялся перед ним, но по-своему, каким-то очень сложным образом. И нет, Патрик не был ни уязвимым, ни зависимым от него человеком, с которым Люк дурно обошелся. – Он поцеловал… – Люк остановился, проклиная себя.

– Едрена вошь! Люк. Неужели все это из-за той испорченной блондинки? Она достала тебя?

Люк не ответил.

Неужели люди думают, что в нем нет ничего человеческого? Все остальные мужчины могут пускать слюни при виде нее, но почему Люк должен быть невосприимчив к женским чарам? А она пробежалась своими беспечными пальчиками по всей его душе, будто перебирая шерсть своей собаки…

В нем не было ничего человеческого, сначала потому, что пассажиры метро приравнивали его к животным, просящим подаяние, а теперь потому, что его считают идеальным божеством… как же он упустил шанс стать человеком, пока превращался из животного в божество? Он больше не хотел быть живым только потому, что работает. Он хотел излить свою душу той миниатюрной, прекрасной…

– Что же она с тобой сделала? – спросил потрясенный Дом.

– Абсолютно ничего, – отрезал Люк.

– Putain. Иногда кажется, было бы лучше подмочить твою репутацию и привести всех ресторанных критиков к твоим дверям, чтобы они нашли хоть какие-нибудь недостатки.

Дом был прав, порой это так раздражало. Люк выдохся, разговаривая с ним, впился взглядом в свои чертовы счета, затем перезвонил Сильвану.

Я могу исправить тебя, soleil. Я могу сделать тебя… абсолютно… идеальной.

Опять шел дождь, такой сильный, будто пытался наверстать упущенное – перед этим весь день было совершенно сухо. Саммер спешила к лимузину, а швейцар держал над ней зонтик. Холодные брызги попадали на ее сексуальные ажурные чулки. Она вздрагивала и ежилась, пока садилась в машину. Отправляясь на ужин с Кейд и Джейми, надо было, наверное, надеть джинсы, ведь там будут только мужчины ее четвероюродных сестер. Саммер становилось плохо, когда она думала о такой компании. В столь великолепном обществе она просто не могла проявить ту единственную ценность, которую элегантный честолюбивый мир всегда признавал за ней: способность притягивать взгляды всех окружающих. Смотрите на меня, любуйтесь моим прекрасным платьем. Ну, разве я не мила?

Она вздохнула, закрыла глаза и наклонилась вперед, чтобы велеть водителю подождать, пока она сбегает переодеться в джинсы. Нет смысла отталкивать двух единственных в Париже женщин, которые согласны позволить ей находиться рядом с их мужчинами.

Саммер не успела сказать ни слова, как дверь автомобиля открылась и высокая стройная фигура с матовой кожей и черными волосами проскользнула мимо нее. Она почувствовала аромат мускатного ореха и… ванили? И еще чего-то освежающего. Кейд, со злостью подумала Саммер, когда Люк уселся в своем углу. Кейд Кори со своими играми времен школы-интерната. Автомобиль тронулся прежде, чем она могла выскочить из него на мокрую, в светлых и темных полосах дорогу. Вода стучала по крыше, и размытые фонари, похожие на бриллиантовое ожерелье, бежали вдоль Елисейских Полей.

– Мне все равно, что ты здесь, – сказал Люк. Его тело терялось на кожаном сиденье, темное на темном. Черное пальто, черные волосы, черные глаза.

Она сжала зубы так сильно, как никогда не делала, пока безмятежно жила на острове в Тихом океане.

– Ладно, я поняла.

– Не так, как кажется, – сказал он ей четко и с таким же безразличием, с каким глянцевая черная ночная Сена покрывалась рябью в пелене дождя.

Машина пересекла реку по мосту Александра III, освещенному уличными фонарями.

Светящиеся мосты, дрожащие в потоках дождевой воды, тянулись вереницей до собора Нотр-Дам, чьи контуры были размыты и едва различимы. Саммер уставилась в окно. Как сильно можно ненавидеть кого-то? Черт тебя побери, Кейд, у тебя и вправду были благие намерения? Или применила школьный прием, чтобы унизить испорченную сучку-блондинку?

– При более длительном знакомстве и, возможно, при других обстоятельствах и наших сложившихся отношениях, если это сексуально возбуждает… – Он состроил небольшую гримаску, развел руками и пожал элегантными плечами. – Я не обязательно был бы против.

– Против яхты? – сухо спросила Саммер.

Он выдержал ее взгляд. Его глаза были угольно-черными, цвета Сены. В них танцевали бриллиантовые отблески проезжающих автомобилей и уличных фонарей.

– Против стены, – сказал он нежно.

Она покраснела как свекла и отвела взгляд.

– Но я не оставляю женщин лежать на полу, – отметил он, когда их автомобиль замедлил ход на узких улицах шестого округа [83]. – Хотя мысль об этом может нарушить твое самоуважение. – Автомобиль замедлил ход и остановился. – А может быть, мое. – Люк щелкнул пальцами, будто избавляясь от неприятного ощущения, когда водитель открыл дверь, у которой сидела Саммер.

Она вылезла и встала под огромный зонт, который водитель держал над ней. Люк проскользнул через все сиденье, выпрямился позади Саммер, прижавшись к ней всем телом, и перехватил зонт.

– Мы позвоним в отель, когда будем готовы вернуться, – сказал он водителю, подталкивая Саммер так, чтобы и водитель вместе с ними оставался под зонтом, пока садился на свое место.

Как легко Люк управляет всем ее телом! И ей это очень нравится. Она сопротивлялась желанию положить голову на его плечо и отдать ему себя.

Дождь заключил их в интимный пузырь, дав ей повод быть ближе к Люку. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, – и ахнула. Одну руку прижала к своим губам, другая же взлетела и остановилась у самой его щеки, которую только сейчас стало видно в очерченном дождем круге света от старого уличного фонаря.

– Что случилось? С тобой все в порядке?

Длинный тонкий рубец на скуле и свежий серый фингал с отеком, обещавший вскоре стать пятнистым, затем синим и желтым, прежде чем пройдет.

Его брови поднялись.

– А ты не знаешь?